Бесс оглядела комнату. Ничего особенного, та походила на стандартный гостиничный номер. Кровать, тумбочки, шкаф.
Молодой человек закрыл дверь, но разговор первым не начал.
— У вас мило. — Девушка села на кровать.
— Чем обязан? — напряженно спросил он.
Она знала, тот не обрадуется ее визиту, но сегодня утром поняла, что больше не в силах сопротивляться желанию увидеть его. Бесс и не подозревала, как сложно будет говорить. Никогда прежде ни с одним мужчиной ей не приходилось так долго подбирать слова.
— Как насчет секса? — спросила она, расстегивая куртку.
— Спасибо, нет, — ответил он. — Чаю? Или мне тебя проводить?
— Чаю! — Ей требовалось время, чтобы решить, как следует поступить. Уйти она могла всегда, но это уже ничего бы не изменило. А пока дверь за ней не закрылась, пока сама ее не закрыла, всегда существовал шанс все исправить.
— У нас нет чая, — признался он. — Это просто вежливость.
— Тогда, может, нальешь мне того, что у вас вместо чая?
Вильям прошелся по комнате и остановился у окна, отодвинув темную портьеру.
— Зачем ты здесь? Насколько я помню, ты упоминала — Ювелир лучший из любовников.
— Это так. — Бесс сняла куртку, в голове крутилось множество фраз великих, но она пыталась составить свой собственный ответ, зная, как Вильям не любит цитирования.
Он смотрел на Лизу и ждал, а у нее сердце билось в сумасшедшем ритме, словно они уже занимались сексом. Страшно было представить, что бы с ним произошло, прикоснись к ней Вильям сейчас.
Когда ты предлагал мне встречаться и дальше, ты говорил о свободе…
— Верно, — кивнул он, — я думал, меня это устраивает. Оказалось, нет. Извини, мы не можем встречаться на таких условиях.
Она долго молчала, собираясь с мыслями и с духом. Наконец осторожно спросила:
— Тебе нужна физическая верность?
— Да.
Бесс облизнула пересохшие губы, опустила глаза под его пристальным взглядом и тихо сказала:
— Хорошо.
Она приблизилась к нему и провела ладонями по груди.
Он перехватил ее руки, промолвив:
— Я буду за тобой ухаживать.
Ей хотелось рассмеяться, но не получилось — в горле застрял ком, поэтому она лишь кивнула.
Молодой человек улыбнулся. От его улыбки у нее сердце сладостно замерло. Бесс потянулась к его губам, но он, смеясь, уклонился и повел ее за собой.
Они вышли в коридор.
— Куда мы?
— Вообще-то у нас есть чай, — смущенно признался он.
— Вот как… — Сердце стучало в висках, а в пальцах, которые сжимали его ладонь, ощущалась пульсация. От необъяснимого счастья кружилась голова. Девушка медленно вздохнула. В книгах она читала о любви, дивясь, какие же глупые эмоции испытывают женщины. А сейчас с поразительной ясностью поняла, что впервые в жизни влюбилась.
Конечно, был Ювелир. Но сколько ни вспоминала, не могла припомнить, чтобы когда-нибудь рядом с ним мир казался ей таким же прекрасным, каким он виделся ей рядом с Вильямом.
В кабинете стоял полумрак, горела лишь одна свеча на письменном столе. Двое склонились над старинной, пожелтевшей от времени картой Петербурга.
Лайонел положил золотую монету на изображение пристани возле Зимнего дворца, затем взял иголку и жестом приказал Кате дать ему руку. Та послушно положила ладонь на стол, молодой человек уколол ей палец и выдавил несколько капель крови на монету. Поднес к аккуратной лужице свечу — кровь зашипела и исчезла.
Лайонел обвел свечой вокруг монеты, образовав на карте кант из воска.
Спустя минуту указал место на карте, где проступила кровь.
Теофано сейчас неподалеку от Новой Зеландии.
— Но он скоро будет тут?
— Боюсь, не завтра.
Свеча, словно от налетевшего ветерка, потухла, погрузив помещение во мрак. Лайонел отодвинул карту. Девушка положила голову ему на плечо, одной рукой обняла за шею, запустив пальцы в волосы. Она нежно гладила его, точно кота. Подобные ласки каждый раз приводили его в изумление. Чего только женщины не делали с ним за бессмертное существование, а он с ними, но вот так гладить не осмеливалась ни одна.
Катя провела пальчиком ему за ухом, спустилась по виску к шее. Он едва не растворялся в ее нежности. С ней он вновь полюбил сон. Раньше спал лишь по необходимости, чтобы восстановить силы. А теперь иногда даже жалел, что ему нет нужды делать это каждый день. Но в те недели, когда требовалось несколько часов, он приходил к Кате — она всегда ложилась с ним. Устраивалась в его объятиях, прикасалась к нему, целовала.
Порой ему хотелось другого — как прежде — жестоких игр, насилия. Но стоило этой девочке погладить его, и вздыбленная шерсть внутреннего зверя, послушная ее нежной руке, делалась гладкой-гладкой. Весь он точно превращался в жидкий шелк, неизрасходованная ярость, успокоенная, мягко стелилась внутри.
— С тех пор, как ты узнал про эти дурацкие загадки, совсем не замечаешь меня, — тихо сказала девушка.
— Замечаю, — возразил он. Хоть и понимал, что она права. Загадки, запертые в сознании его врага и соперника, не давали покоя. Днем и ночью он пытался сложить все детали головоломки и каждый раз обнаруживал лишние. Фарнезе со своими чувствами к Кате неизменно оказывался за бортом. Лайонел не видел связи между желанием старейшин свести ангела и предполагаемого беса с появлением правителя Венеции. Тот должен был выполнить какую-то особенную миссию, но какую?
Молодой человек запрокинул голову назад и закрыл глаза. Он запутался в тысяче разных версий, ни одна из которых, в сущности, не подходила.
На столе зажегся экран сотового, высветилось «Георгий».
Лайонел ответил.
Бывший друг сказал:
— У меня есть для тебя новости. — Выдержал паузу. — Из Тартаруса выступил отряд.
— Прекрасно, — процедил сквозь зубы молодой человек.
Поскольку Георгий молчал, уточнил:
— Что-то еще?
— Да… тут Стиан спрашивает, нужен ли он тебе еще?
— Нет, не нужен. Пусть зайдет завтра ко мне, я с ним расплачусь.
Георгий помолчал, но больше ни о чем не спросил, попрощался.
— Старейшины идут? Зачем? Расплатишься? Как? — засыпала вопросами Катя.
Лайонел поднялся и молча отстранился от девушки.
— Расплатишься? — повторила она.
— За проделанную работу я пообещал ему одну редкую скрипку. Когда он не занят в опере, балуется игрой.
— Мне показалось, он к тебе нер… — она не договорила, в кабинет заглянул Йоро.