Илона немного растерялась – она пыталась вспомнить, когда в последний раз созванивалась с Яром, до или после смерти скандальной соседки. Вроде бы до – но откуда он знает, что комната освободилась?
– Ты сегодня идешь на репетицию? – вдруг спросил Яр.
– Иду, а что?
– Я буду в тех краях, можно встретиться на минутку. Я тебе кассету записал – «Пинк флойд», как ты просила.
Вспомнить, когда она просила «Пинк флойд», так, сразу, Илона тоже не могла.
– И я взял тебе немецкую тушь для ресниц, с ершиком. Брасматик то есть.
– Ой!!!
Это был полный восторг.
Илона, разумеется, красила ресницы. У нее, как и у всех, была коробочка с тушью, к которой прилагалась щеточка. Если поплевать на тушь и размазать щеточкой слюну, получалась жижа, которой можно было в три слоя накрасить ресницы, а потом перед зеркалом иголкой разделить волоски, чтобы не было комков. Общей мечтой был «брасматик» – слово, недавно вошедшее в обиход: не знать, что такое «брасматик», было стыдно. Это могла себе позволить только женщина за сорок, то есть – почти бабушка.
«Брасматик», как и хороший мягкий карандаш, чтобы рисовать стрелки в углах глаз, не покупали в магазинах, а доставали. А если удавалось раздобыть «Ланком» с фирменной золотой розочкой на черном патрончике, так это получался настоящий праздник. Достать при подружках «Ланком», чтобы подправить реснички», – какое блаженство сравнится с этим?
– Ну так где встречаемся?
Илона стала назначать место и время, совершенно забыв спросить, откуда Яр знает про вторую комнату.
После успешной премьеры «Большеротой» Буревой задумал новый спектакль – он раздобыл пьесу Брагинского и Рязанова «Притворщики», перепечатку, чуть ли не десятую копию, бледную, как следы дождевых капель на трамвайном окне. Пьеса была новенькая, свеженькая, прямо со сковородки, и после блистательного успеха «Иронии судьбы» творение этих авторов должно было пойти на ура. Буревой обсудил свою затею и с дирекцией ДК, и в комитете комсомола, и в парткоме. Удалось заинтересовать решительно всех. Договорились – в марте его вызывают на съемки, роль хоть и не главная, но интересная, а с апреля начинается работа над «Притворщиками». А пока что по выходным в ДК показывали «Большеротую», причем играл только первый состав, и это было страшно обидно.
Илона с нетерпением ждала, пока профкомовская машинистка перепечатает «Притворщиков», – хотелось узнать, есть ли там для нее хоть крошечная роль. Меж тем в корректуре случилось странное событие.
Лида и Анна Ильинична заявили, что после декретного отпуска Лида на работу не выйдет, а еще хоть бы годик посидит с маленькой Ксюшей. И леший с ним, со стажем, пускай прерывается. Ребенок важнее.
– Что я, их не прокормлю? – спросила Анна Ильинична. – Да божечки мои! Я так вязать умею, что вам и не снилось.
Действительно, дежурства при телетайпе очень располагали к вязанию. И образовался неожиданный дуэт – Регина снабжала Анну Ильиничну модными журналами, даже немецкими, со схемами свитеров и джемперов, где-то добывала пряжу и приводила клиенток, Анна Ильинична взялась за дело яростно. Правда, с подбором цветов могла оплошать – она чувствовала объем и не чувствовала взаимоотношений цветов. Зато работала аккуратно, и Регина, чтобы похвалить ее, говорила:
– К вашим свитерам можно хоть какой лейбл пришивать, и никто не догадается!
Лида же вся ушла в материнство, и когда корректорши навещали ее, то ясно видели – вежливости, положенной хозяйке дома, хватает ненадолго, примерно на четверть часа, а потом Лиду уже несет к кроватке, к пеленкам, которые нужно прогладить с двух сторон, и говорить с ней о редакционных делах – совершенно бесполезно. Даже когда ей сказали, что выпускающий Ромка попросился в корректуру, она не ахнула, не показала удивления, ее эта фантастическая новость вовсе не затронула.
А меж тем даже Варвара Павловна не могла упомнить случая, чтобы в корректуру взяли мужчину. Как-то изначально должность эта предназначалась женщинам – во всяком случае, в послевоенное время, а что было до войны – она не знала.
Она пошла к Бекасову советоваться.
– А почему бы нет, Варя? – спросил Бекасов. – Парень грамотный, учится на заочном. Он как раз на диплом идет. Твоя корректура для него – вроде санатория.
Посмеялись. Действительно – выпускающий все время носится, как наскипидаренный кот, а корректор сидит, и бывает даже полчаса свободного времени – можно книжку почитать. Тем более что книжек дипломнику читать приходится много.
– Проверю на глазастость, – сказала Варвара Павловна. – И если не видит ошибок – извиняй, Леша. Когда у него защита-то?
– Следующей зимой.
– И уже теперь садится за диплом?
– А что, нужно в последнюю минуту?
У Варвары Павловны сразу образовалось свое мнение по этому вопросу, но она промолчала.
Прошло еще около месяца, пока нашли другого выпускающего, и Рома перебрался в корректуру на Лидино место. Ему предстояло читать гранки и полосы в паре с Илоной.
Илона была не слишком довольна, однако выбирать не приходилось. И были у нее заботы поважнее, чем Ромкины затеи. Буревому, похоже, надоела студия. Его опять вызывали на пробы, и он возвращался из Москвы веселый, довольный и совершенно чужой. Он говорил, что в следующем сезоне будет ставить «Притворщиков», обещал также хотя бы пару спектаклей «Большеротой» второму составу, но все это было – как будто подспудное «скажу все, чего ждете, только отвяжитесь от меня».
Когда Илона добыла экземпляр «Притворщиков», когда прочитала пьесу и осмыслила ее, то поняла, что ни одна роль ей не светит. Причина – молодость. Роль светила Наде, леди Гризел в «Большеротой». Наде сорок, она контролер ОТК, и там, в цеху, над ней посмеиваются – нашла себе игрушку. Но леди Гризел она прекрасная, и вот теперь ее ждет роль режиссерши Евгении Борисовны. Главная женская роль, конечно же, достанется Лене – Лена тридцатилетняя эффектная женщина, она блистает в роли Ледив-зеленом. Но вообще ее вот-вот сманят в оперетту – у нее замечательный голос. Там, правда, она всю жизнь проторчит в хоре, но это все же работа, а не хобби. Раису сыграет Вероника – тут и к гадалке не ходи. У Вероники такое чувство юмора, что Раиса получится просто блестящая. Вот как там, на небесах, распределяют актерские способности?! Веронике, с ее внешностью, следует быть подавальщицей в заводской столовке! А она – талант…
В двадцать один год еще не очень анализируешь стремления и судьбы, иначе Илона пожалела бы женщин, которые нашли утешение в «Аншлаге». Но ей все еще казалось, что «Аншлаг» – лучшее место в мире.
Близилось лето – а на лето студию распускают. Буревой уже похвастался, что у него будут съемки в Крыму. Все понимали – душой он уже в Крыму и просто не помнит, чего наобещал второму составу. Илона держалась долго – но, когда Вероника позвонила в корректуру и сказала, что сегодняшняя репетиция отменяется, она не выдержала, ушла в маленькую корректорскую и разревелась. Там ее и обнаружил Рома, которому выдали целую кипу гранок и оригиналов.