– Ромка, я сошла с ума, – пожаловалась она. – Нельзя мне столько пить…
– Нельзя, – согласился он. – Так ты больше и не будешь.
– Клянусь тебе, не буду. Ты как туда попал?
– Я за тебя волновался.
– Я бы без тебя пропала…
Ей было плохо, она мотала головой, да так, что длинные волосы плескались возле Роминого лица.
– Илонка…
– Что?
– Я люблю тебя.
Страшные слова прозвучали, и Рома, в ужасе от собственной отваги, ждал ответа.
– Как странно, – ответила Илона. – Мне еще никто этого не говорил. Ромка, ты же знаешь… я люблю другого…
– Знаю…
Они немного постояли и пошли дальше.
Возле Илониных дверей они простились. И Рома пошел на первый трамвай.
Илона даже успела немного поспать. Разбудил ее стон. Мать, охая, выбиралась из постели.
– Мам, что с тобой? – крикнула Илона.
– Ничего, сейчас приму таблетку.
– Точно… – прошептала Илона и пошла к матери в спальню. Там она попросила чего-нибудь от головной боли, и мать дала. Но Илона не обратила внимания, сколько таблеток и капсул выложено на тумбочке, а мать все это богатство глотала поочередно, запивая с вечера приготовленной водой.
Больше они ни о чем не говорили. Мать занималась собой, прислушивалась к ступням, коленям, бокам и рукам. Ей нужно было за час сделать из себя милую Шурочку, Шурочку-красавицу, чтобы пойти на работу и восемь часов прожить в раю.
Да, там она опять была красавицей, как пятнадцать лет назад, когда заняла место в кабинете, а поскольку знала это – то и весь небольшой коллектив конторских работников знал. Это был очень устоявшийся коллектив, в котором не замечали перемен во внешности.
Когда она ушла, Илона прилегла вздремнуть, потом встала, позавтракала и нашла в кладовке свою институтскую сумку. Туда влезали два толстых учебника или три средних, и еще парочка общих тетрадей. Илона уложила учебники, взяла тетрадки с английскими «топиками» и отправилась в редакцию. Там целый день она при каждой возможности доставала учебники и читала их, стараясь сосредоточиться.
Нужно было собраться с силами и заниматься каждый вечер. Нужно было заново приучать себя к постоянной и неотвратимой учебе. Потому что конкурс в полиграфический – мама, не горюй! Восемнадцати проходных баллов, как в педагогическом, точно не хватит.
Идя с полосой в кабинет дежурного редактора, Илона увидела Тамару. Тамара выходила из бекасовского кабинета с очень довольным видом.
– Привет! – сказала она. – А я от вас ухожу. Меня переманили!
– Привет! И куда?
– В «Календарь пропагандиста». Очень удобно – можно брать работу на дом!
– А мы без тебя как же?
– Я уже обо всем договорилась. Я приведу Лариску, племянницу. Она в прошлом году школу закончила, по русскому и литературе – пятерки, учится заочно в университете. Зиму проработала в конторе у мужа, ей там не нравится. А у нас все-таки весело. Будет вместо тебя дневным корректором.
– Здорово!
Илона поняла, что пришло спасение. Теперь у нее будет возможность подготовиться к экзаменам. Столько свободных дней – круглая дура бы успела подготовиться. И меньше всего она думала о том, что окажется в разных сменах с Ромой.
Он, понятное дело, расстроился и пошел к Бекасову – проситься обратно в секретариат, чтобы ходить на работу каждый день.
– Погоди, не суетись, – сказал ему Бекасов. – У нас Игоря, кажется, в горком комсомола забирают. Вот думаю – тебя или Стаса поставить заместителем ответсека. У тебя уже высшее редакторское образование, опыт, у него – комсомольская школа, высшая, правда, но ты у нас тут вырос…
Спорить с Бекасовым было и бесполезно, и невозможно.
Примерно месяц спустя Варвара Павловна устроила так, чтобы остаться наедине с Ромой.
– Мне Ася звонила. С Илоной неладно. Ты не знаешь – у нее дома все в порядке?
– А что, Варвара Павловна?
– Очень невнимательная стала. Не знаю, что и думать. Ты с ней ведь видишься?
– Очень редко, – признался Рома.
– Ну, попробуй поговорить. Если что, если, скажем, от редакции финансовая помощь нужна – это можно, в крайнем случае, устроить. Давай, действуй!
Илонина невнимательность объяснялась очень просто.
Преисполненная мужества и благих намерений, она два дня таскала с собой учебники и тетради. Оля звонила ей, звала к себе, но Илона, немного напуганная событиями той пьяной ночи, обещала ей прийти потом, потом, потому что времени ну совершенно нет. Ей было жаль подружку, но и себя было жаль, и Москва маячила на горизонте. И Буревой…
В театре словно бы не заметили его поспешного отъезда – роли отдали другим актерам, а зрителям все равно, кто в «Двенадцатой ночи» играет красавца-герцога, этот спектакль вытягивают совсем другие персонажи. И аншлаговцы, как рассказала Вероника, притерпелись к новому руководителю, тем более что он был старым и опытным профессионалом, двое подготовленных им студийцев собирались в июле поступать в Щукинское.
И так получалось, что во всем городе Буревого помнил только один человек – не считая загадочной Элечки, ну так она – замужняя, и если у нее появилась привычка изменять мужу, то вместо Буревого уже завелся кто-то другой. Сама Вероника – и то вспомнила о Буревом только после вопроса Илоны. Беклешов нашел для нее интересную работу – такую, где внешность совершенно не требовалась; он поговорил в радиокомитете, и Веронику стали приглашать в радиотеатр на записи. Там ей удалось заинтересовать начальство «Большеротой», так что все складывалось для нее очень удачно.
Значит, была одна-единственная душа, для которой Буревой был одним-единственным возможным будущим!
Отработав смену, Илона вышла из редакции, а у дверей ее встретил Яр.
– Я звонил наверх, сказали, что ты только что ушла.
– Ты?.. Яр, где ты пропадал?!
– Неприятности были, крошка. Просто неприятности…
Он помрачнел.
– Какие?
– Тебе обязательно знать? Ну, цех у нас накрыли. Где битловки с Джимми Хендриксом клепали. Эти битловки – страшнее атомной войны, а как их с этой жуткой черной рожей раскупали?! Пришлось смываться.
– Но теперь-то как?
– Как-как… удалось сунуть кому надо в лапу сколько надо. Ладно, хватит об этом. Пойдем, погуляем. Я по тебе скучал, сестренка. Я сейчас при деньгах. Что тебе подарить?
– Да ничего. Главное – что ты вернулся.
– Как твои дела?
Илона стала рассказывать.
Яр повел ее в парк, где все уже зеленело. Она шла с ним рядом и замечала, как встречные девушки на него поглядывают. Там гуляли старшеклассницы, искали скамейку в тихом уголке парочки, где-то играли на гитаре и пели.