Мара обхватывает голову руками. Что, если Джеми был прав? Что, если единственный уцелевший кусок суши, до которого они могут добраться, действительно находиться на макушке мира?
Она должна это выяснить. И ответ спрятан здесь, среди этих книжных гор.
«Песни о Городе», Джеймс Макфарлан, — шепчет Горбалс, благоговейно разглядывая золотые буквы на обложке. — Подарок? Мне? Спасибо тебе, Мара. — Однако книгу взять не решается.
— Почему вы все так боитесь книг? — Мара лежит на траве под деревьями. Она устала и измучена долгими безрезультатными поисками.
— Они гиблые, — напоминает Бруми-ло, тревожно поглядывая на Клэйслэпса, который ползает по земле рядом с книгой. — Так говорит Кэндлриггс.
— Эта книга не гиблая. Она лежала очень далеко от воды. Я нашла её в комнате высоко в башне.
— Бруми-ло сказала мне, что ты туда ходила, — шепчет Горбалс. — Смотри, чтобы Кэндлриггс не узнала.
— Я сама ей скажу, — отвечает Мара. — Потому что я хочу понять, почему она так боится этого здания и книг. Горбалс, — она садится, — тебе надо завтра поехать со мной. Это изумительное место. Там столько книг и всяких древних вещей, ты не поверишь! Пожалуйста, Горбалс, мне нужна твоя помощь! Это очень важно. Если ты хочешь, чтобы у тебя было будущее, ты должен пойти. — Мара поднимает книгу и настойчиво протягивает её Горбалсу. — Может, это написано специально для тебя. На, почитай.
Горбалс берёт книгу так нерешительно, словно боится, что она взорвётся у него в руках.
— Моя мама любила слова, — бормочет он. — Она научила меня читать по страницам, которые вылавливала в воде… как ты. Она тоже не слушала Кэндлриггс.
Горбалс осторожно переворачивает страницы. А Мара занимает своё место рядом с остальными древогнёздами около закатного костра. Вдали слышится перезвон. Айброкс подкидывает в костёр горсть лаванды, и в воздухе разливается мягкий успокаивающий аромат. Мара чувствует, как расслабляется её усталое тело, отключается от забот утомлённый ум; ей не мешает даже грохот, поднятый водяной шпаной.
Внезапно Горбалс громко вскрикивает от удивления — его глаза прикованы к книге:
— Мара, ты была права! Древогнёзды, слушайте:
И шум и грохот городской
Терзают слух усталый мой…
Этот поэт знал про трезвон, и тоже терпеть его не мог!
Мара удивлённо вскидывает брови.
— Эта книжка написана лет двести назад. Тогда не было никакого трезвона.
— Значит, был, — отвечает Горбалс. — А иначе, откуда же он узнал об этом? Послушайте, как он пишет!
«Сердца чисты и твёрды, как алмаз…» А это про что?
Ни литеры не уцелеет,
Чтоб подтвердить: их жизнь не сон…
— Что такое литеры? — спрашивает Горбалс. — Это как-то связано с литрами?
— Литера — это буква, — негромко отвечает Кэндлриггс.
Она сурово хмурится, глядя на книгу в руках Горбалса. Потом оборачивается к Маре. Но Мара готова к неприятному разговору.
— Ты была в библиотеке университета? Что ты там делала?
— У… чего? — удивленно спрашивает Горбалс.
— Университет, — раздраженно отвечает Кэндлриггс. — Древнее место учения и знаний.
— Так вот что это такое, — бормочет Мара.
— Почему же ты запрещаешь нам туда ходить? — восклицает Горбалс. — Ты всегда говорила, что это гиблое место, которое приносит только горе и страдания. Что книги — это яд. Почему?
— Потому что так оно и есть, — отвечает старуха. — Ты больше не пойдешь туда, Мара.
— Я должна, — говорит Мара. — Потому что мне кажется, там можно узнать о том, как нам быть дальше. Вы же сами этого хотите, разве не так?
Кэндлриггс смотрит на неё с яростью, но потом её круглые совиные глаза заволакивает печаль.
— Разве знание приносит страдания, Кэндлриггс? — спрашивает Молиндайнар. — Или горе? Может, в этих книгах есть новые рецепты мазей и травяных настоев? А я так мало знаю. Нам нужно столько лекарств…
Кэндлриггс горестно качает головой.
— Мара считает, что книги тоже могут быть частью Предсказания, — вставляет Бруми-ло. — Ведь Тэнью держит на коленях книгу.
Вся дрожа, старуха поднимается на ноги и показывает вверх, в сторону небесного города.
— Вон оно, горе, к которому приводит знание. Город, который живёт только для себя, в собственном мире грёз и фантазий, не желая знать об остальном мире. Не спрашивайте меня ни о чём. У меня не хватит сил рассказать эту историю. — Кэндлриггс вздыхает. — Но если Мара считает, что книги — часть Предсказания, то я ей верю. Неважно, нравится мне это или нет.
Кэндлриггс тяжело опускается на свое место. Бруми-ло и Молиндайнар пытаются успокоить её, но она только отмахивается.
Горбалс осторожно откашливается.
— Этот Джеймс Макфарлан писал о Нижнем Мире. И его стихи гораздо лучше моих. Если… если Кэндлриггс не против, сегодня на Закате я произнесу его слова, а не свои.
Кэндлриггс что-то бормочет, глядя в огонь, но, судя по всему, возражать не собирается.
— Что, своих слов не осталось? — злорадно хихикает Поллок. — Приходится красть чужие?
— Я не краду, — холодно отвечает ему Горбалс. — Мне хватает своего, и чужого мне не нужно.
Они со злостью смотрят друг на друга.
— Прекратите, — просит Бруми-ло. — Ненавижу, когда вы ссоритесь. Почему сегодня всё идет не так?
— Солнце вот-вот зайдёт, а вы всё препираетесь, — ворчит Кэндлриггс. — Что ж, читай этого древнего поэта, Горбалс. А мы посмотрим, на что больше похожи его слова: на бесценное сокровище или на яд.
Солнце скрывается за стеной, перезвон колоколов стихает. Горбалс торопливо листает страницы, потом вдруг останавливается и всматривается в текст.
— «Погибший город», — объявляет он. — Я почитаю отсюда.
Древогнёзды затихают, поудобнее устроившись перед угасающим костром. Горбалс начинает читать:
Здесь, среди мёртвой тишины,
Шаги людские не слышны.
Мара так отчетливо представляет себе всё, о чём читает Горбалс, что по коже у неё ползут мурашки.
От жара небеса дрожат,
Нависли прямо над землёй.
И тени от колонн лежат
Огромной чёрной пятернёй.
Откуда он знал, удивляется Мара. Неужели он видел во сне то, что через сотни лет стало явью?
Напрасно новый день встаёт;
Лучами полумрак пропорот.