Наши листовки пользуются популярностью у немецких солдат, об этом рассказывают жители освобожденных населенных пунктов Костино, Берники. Немецкие солдаты подбирают сброшенные нашими самолетами листовки с докладом тов. Сталина, посвященным 24-й годовщине Октябрьской революции. После беглого просмотра эти листовки прятали к себе в шинели.
В деревне Костино, во время наступления нашего подразделения, группа немецких солдат не пошла в окопы, а осталась в доме за читкой доклада тов. Сталина.
Военнопленный Заловичек Альфонс по вопросу существования фашистского закона об увеличении народонаселения показал:
«Впервые об этом законе я узнал из советских листовок. После этого мы стали писать домой, и многие солдаты из нашей части получили письма от своих невест о том, что они забеременели. После этих фактов мы поверили советским листовкам. Я получил письмо от своей невесты Вайнек Ильзы, проживающей в селении Харугер Руды, о том, что она забеременела от одного солдата и теперь моей невестой быть не может».
Ухудшение морального состояния частей противника происходит также под влиянием писем, получаемых солдатами из Германии.
Мать пишет своему сыну на фронт:
«Карл, я проклинаю эту войну и того, кто ее выдумал, так как убили твоего брата, а ему было лишь 22 года».
Десель 16.10.1941 года.
«Когда кончится эта война, я не знаю, так как, по-моему, она продолжится очень и очень долго и лишь только начинается.
Я на все смотрю мрачно и темно, мы еще долго будем солдатами, в этом, видно, пройдет вся наша жизнь. Мой брат Ганс отпущен, наконец, ему дан даже литер на бесплатный проезд. Да, для него война окончена. Жизнь тоже у нас очень нехорошая, еда неважная и даже просто сказать скверная, а условия жизни просто невыносимы».
Фродберг 2.12.1941 года.
«Ты пишешь, чтобы я тебе что-либо купила, но сейчас здесь ничего нет, хотя обегала массу магазинов. Вообще здесь из них большинство совсем закрыты».
Начальник особого отдела НКВД
Зап. Фронта капитан госбезопасности
3 ранга Белянов
Подобных документов этому специальному сообщению на стол Сталину, членам Ставки ВГК и генералам Генштаба ложилось великое множество. Поэтому не приходится удивляться четко выверенным и правильным решениям, принимаемым военно-политическим руководством страны в тот довольно-таки сложный и опасный период контрнаступления частей и подразделений Красной Армии под Москвой.
Среди германских пленных были и такие, которые знали, что немецким диверсантам ставилась задача взорвать символ столичного Кремля и страны – Спасскую башню. Похожее задание вменялось и французам в 1812 году, когда они хозяйничали в Кремле. Несколько французских варваров покушались снять с образа башни ризу – оклад на иконе, но попытки остались безуспешными.
Намерение взорвать Спасскую башню было реально, но преступление французам не удалось. А ведь под нее был сделан подкоп и уже тлел фитиль порохового заряда. Однако один из казаков отряда под предводительством генерала Иловайского успел сбить шашкой оставленный зажженным фитиль прежде, чем он добрался до пороха.
Надо отметить, что в кризисном состоянии войск не только с психологической точки зрения проявилась более опасная проблема – кризис военной экономики Германии. В сентябре – ноябре сорок первого Берлин понял, что надо срочно перестраиваться во имя победы над Советским Союзом.
Примером беспокойства может служить доклад командующего резервными войсками вермахта генерал-полковника Фридриха Фромма начальнику штаба Верховного командования сухопутных войск Францу Гальдеру. Так, он в беседе 25 ноября заявил своему начальнику:
– Военно-экономическая ситуация в рейхе катастрофична. Мы можем скоро остаться без горючего. Наши потери на Восточном фронте увеличиваются с каждым днем из-за отсутствия зимнего обмундирования. Значительная часть обмороженных солдат уже не возвратится в строй – они стали инвалидами.
– Не паникуй, Фридрих, ошибки очевидны, но впереди у нас весна и лето.
– Нет, нет, Франц, я же не об этом. Я о нашем рейхе – он не выдержит такого напряжения… Растянутая пружина под огнем теряет свои качества упругости. Наш фронт уже не пружина, а пережженная проволока.
– Я с тобой солидарен. – Поправил перекосившиеся очки-пенсне Гальдер. – Будем вместе разворачивать фюрера в нужную сторону.
– Его трудно переубедить.
– Постараемся…
Сделаем небольшое отступление. В дальнейшем Фридрих Фромм был посвящен в планы заговора 20 июля 1944 года против Адольфа Гитлера, но отказался от активного участия в операции «Валькирия», хотя и не препятствовал ее подготовке. Он был готов поддержать заговорщиков только в случае гибели фюрера. Но, как известно, операция по устранению Гитлера не удалась, и вот, чтобы устранить свидетелей и спасти свою жизнь, Фромм приказал арестовать и расстрелять организаторов заговора Штауффенберга, Мерца фон Квирнхайма, Ольбрихта и фон Хафтена. Но этот акт предательского самосуда не спас его. По приказу Гиммлера, на следующий день после казни своих единомышленников Фромм был арестован и приговорен Народной судебной палатой к смерти. Расстрелян 12 марта 1945 года в каторжной тюрьме в Бранденбурге…
Через четыре дня уже к самому Гитлеру обратился имперский министр вооружения Фриц Тодт. 29 ноября он достаточно смело заявил фюреру:
– В военном и военно-экономическом отношении война уже проиграна.
– ???
– Для выполнения военно-промышленных программ не хватает сырья и рабочих рук.
– Как же так? – вскипел Гитлер. – А куда девались 450 тысяч военнопленных?
– Двадцать процентов отправлено в деревни – посланы, мой фюрер, поднять сельскохозяйственное производство. Поля ведь не обработать немецкими хозяйками. Большая часть оставшейся рабочей силы страдает сыпняком и дистрофией. Поэтому она неработоспособна…
Гитлер нагнал страха на всех жалобщиков.
Но промышленники не унимались. Они обратились к Кейтелю, конечно, не из соображения гуманности, а из потребности в рабочих руках – с протестом по поводу катастрофического положения пленных, работающих у них на предприятиях. Фельдмаршал среагировал солдафонски:
– Ваши соображения основаны на рыцарских представлениях о войне. Здесь же речь идет об уничтожении определенного мировоззрения. Поэтому я одобряю эти мероприятия и оправдываю их.
Это потом, на Нюрнбергском процессе, он станет открещиваться от подобных заявлений и действий. Представится этаким голубком, который был под прессом своего хозяина. Он во всем с ним соглашался. Это было безропотное животное, а поэтому к нему прилипло меткое название «Лакейтель», которым его нарекли сослуживцы, в том числе и с большими погонами.
* * *
И вот самая гигантская, до предела растянутая по фронту от мурманских сопок до днестровских лиманов пружина войны в самый критический момент – в битве под Москвой – сжалась до предела.