– Ладно, так что же тебя так задевает? – спросил он.

Морил опустил голову и принялся ковырять каменную крошку в трещине скалы.

– Я… Нет, я не думаю, что за мной охотится весь мир. Я знаю, что весь Юг хочет прикончить меня. Я… я в прошлом году убил их ужас сколько.

– Убил? Этой квиддерой? – удивился Митт.

Морил кивнул:

– Они тогда попытались вторгнуться на Север. Квиддера может двигать горы. Я закрыл перевал Фленн.

– В таком случае ты оказал Норет великую услугу. Причем заранее. Они не смогут добраться до нее сейчас, когда она не готова к встрече с ними, зато, если судить по тому, что я слышал, она сможет обрушиться на них, пройдя по горным тропам, когда захочет.

Он смотрел сверху вниз на опущенную голову Морила, на его мокрые волосы, сделавшиеся из рыжих каштановыми, и почти сочувствовал ему до тех пор, пока менестрель не заговорил снова:

– Ты ничего не понимаешь. Я не смею даже приблизиться к Водяной Горе – там полным-полно южан, – и я не уверен, что тебя и Нависа не послали, чтобы убить меня. Наверно, единственный человек, которому я могу доверять, – это Хестеван.

– Не пори чушь! – отозвался Митт. – Я слышал, как ты сказал Норет, какие вы друзья с Керилом. Вот это взбесило меня так, что дальше некуда.

– Да, но он считает меня ребенком, – пояснил Морил. – А ведь я сделал… сделал такую ужасную вещь, и мне позарез нужно было уйти и разобраться со всем этим самому.

– Ну а вместо этого ты стал разбираться со мной, – заметил Митт. – Если тебя это успокоит, могу, не покривив душой, сказать, что вовсе не считаю тебя ребенком. А сколько тебе лет?

– Будет тринадцать почти через два месяца, – произнес Морил с таким видом, словно выдавал постыдную тайну. – А тебе сколько?

– В Урожай исполнится пятнадцать, – ответил Митт.

– Я думал, ты гораздо старше! – удивленно воскликнул Морил. – Ты, наверно, вырос в каких-нибудь трущобах, да? У тебя такой одновременно и молодой, и старый вид, как у очень многих в Холанде и других тех местах. Но я-то думал, что ты, по крайней мере, не моложе моего брата.

– Там приходится начинать зарабатывать на жизнь, как только научишься стоять на ногах. Но, насколько я понимаю, это относится к нам обоим.

После такой откровенности Митту уже не пришлось взвешивать каждое свое слово. Он преспокойно сел на край скалы и, болтая ногами в мокрых сапогах над стремительно мчавшейся водой, принялся рассказывать Морилу о своей жизни в Холанде, о поездке на Север, а под конец о графине и Кериле. Тут Морил нахмурился.

– Керил мне нравится, – задумчиво и с сомнением произнес он. – Может быть, за всем этим кроется какой-то более глубокий план?

– Нет, – возразил Митт. – Всего лишь устранить Норет, прежде чем она сможет стать королевой.

Лицо Морила вдруг просветлело, как тогда, когда он разговаривал с Норет в тумане.

– Она должна стать королевой! Это очень похоже на старинные предания об Энблит и Танамориле. Я хочу помочь ей. Древние предания во все времена хранят правду!

– Ну-ну, ладно, – прервал его Митт. – Ты заставляешь меня чувствовать себя стариком. Я хотел сказать, что страна должна объединиться, потому что Север беден, как старая бочка, в которой нет ничего, кроме мышей, а Юг богат, вернее, был бы богат, если бы графы не забирали все себе. Норет хочет всех объединить, поэтому я – за нее. Очень простой политический расчет.

Морил рассмеялся:

– Значит, из-за политического расчета ты, как рыцарь из старинной легенды, отправился среди ночи, чтобы украсть для нее кольцо Адона?

– Ну, – смутился Митт, чувствуя, что к его щекам и ушам прилила кровь, – это, думаю, доказало, что я не собираюсь вонзить в нее нож, верно?

– Это вызвало у меня дикую ревность, – честно признался Морил. – Ты должен позволить мне украсть для нее чашу! Помимо всего прочего, у меня тоже политические расчеты. Она считает, что королеве следует взять менестрелей на жалованье, чтобы они жили на одном месте и сочиняли музыку гораздо лучше той, которая может получиться, когда разъезжаешь по всей стране на телеге. Это будет называться Королевской академией. По-моему, потрясающая затея.

– У нее и впрямь полно хороших идей, – согласился Митт. – Мне очень понравился тот выход, который она придумала для шахтеров. Ну ладно, в общем, мы оба на одной стороне. Лучше скажи: ты чувствуешь себя достаточно счастливым для того, чтобы попытаться придумать, как нам выбраться из этой реки?

11

Морил протянул руку и поднял лежавшую на камне квиддеру. Он держал ее очень осторожно, чтобы случайно не прикоснуться к инструменту мокрой одеждой.

– Ты можешь прочитать, что здесь написано?

Переднюю деку по обе стороны от струн украшала инкрустация перламутром в виде причудливых завитушек и разбросанных хитрым способом точек. Митт узнал древние письмена, но этим его знания исчерпывались.

– Только не я, – спокойно признался он. – Мне нужно полдня, чтобы прочесть даже самые обычные буквы.

– Я тоже не умею читать такие надписи, – ответил менестрель. – Но мне говорили, что в одной строчке написано: «Я пою для Осфамерона», а это мое имя, так же как и Танаморил, а во второй – «Мне открыты многие миры».

– И что это значит? – поинтересовался Митт. – Или ты хочешь сказать, что мы очутились в другом мире?

– Я… я не знаю, – вздохнул Морил. – Если держишь в руках квиддеру, то обязательно нужно быть честным. Она выполняет то, что пожелаешь, когда играешь на ней.

– Тогда давай попробуем разобраться, о чем мы оба думали, – предложил Митт, рассеянно глядя на бурлящую у края скалы воду. – Ты думал, что, мол, хоть бы этот южанин утонул, верно?

Морил смущенно покачал мокрой головой:

– Не совсем. Правда, может, о море подумал… Я думал, пусть этот южанин вернется туда, откуда взялся, а я ведь знал, что ты приплыл по морю…

– Кто тебе сказал? – перебил его Митт.

– Я слышал о тебе в Лаврете прошлой весной, – ответил Морил. – По всему Северу только и говорили что о южанине, который прибыл на Север по дороге ветров, охраняемый со всех сторон Бессмертными. В очень многих старинных песнях певцы называют море дорогой ветров.

– Не знал. Хотя в общем-то верное название.

– В Аденмауте мне сказали, что этот южанин – ты, – продолжал Морил, – и ты мне очень не понравился, потому что я угадывал в твоих мыслях что-то дурное.