Они полагали, что Фиби, лишенную удовольствий супружеской жизни, одолевает похоть, но ничего подобного и в помине не было, и она решительно пресекала любые намеки на внебрачную близость.

И вот теперь, какими бы соображениями ни руководствовался Гриффин в своем стремлении осуществить брачные отношения, Фиби наконец познает то, что происходит между мужчиной и женщиной. Возможно, у нее даже появится собственный ребенок. Быть может, еще не слишком поздно…

Поправив на шее госпожи ожерелье, Мэй отступила. Сейчас, после удаления с лифа платья кружевного фишю, край выреза едва прикрывал соски. А при шаге Фиби могла отчетливо видеть контур своего бедра.

Она скептически покачала головой, и горничная поспешила ей возразить:

– Именно так, моя госпожа, вы и должны быть одеты.

Фиби нахмурилась. Неужто она до такой степени утратила контроль над прислугой, что не только Нянюшка, но теперь уже и Мэй считает возможным помыкать ею?

– Вы выглядите прекрасно, моя госпожа, – заверила служанка. – Ну, посмотрите на себя. Взгляните как следует.

Фиби присмотрелась.

Да, она была в общем-то красива. Пока еще красива. По мере того как она росла, в отце все больше усиливалась убежденность в том, что он легко сможет выменять ее личико и приданое на громкий титул. Хотя мать оценивала дочь более критически. «Носом твоим гордиться точно не стоит», – утверждала она. Так что Фиби никогда не испытывала тщеславия по поводу собственной внешности.

Она продолжала созерцать свое отражение. Несмотря на то что очарование и свежесть юности давно испарились, оставались все же и привлекательность, и чувственность, что выражалось рисунком губ, видом груди и даже изгибом бедра.

– Да, именно так, – самодовольно произнесла Мэй, как какой-нибудь священник во время воскресной проповеди. – Вы неотразимы. Ваш пират просто везунчик и определенно понимает это.

Фиби двинулась к выходу – ведь нужно было еще проконтролировать повариху, посмотреть, надлежащим ли образом накрыт стол, убедиться, что дети уложены в кровати. Но у дверей она задержалась и обернулась, чтобы бросить последний взгляд в зеркало.

Да, изначально Гриффина приобрел для нее отец, но теперь все зависело только от нее. И на этот раз Фиби не обменивала себя на титул. Помимо титула ей требовалась также и плоть. Она хотела, чтобы Гриффин оставался рядом с ней… До тех пор, пока она сможет его удерживать. Он нужен был ей как мужчина, который взирал бы на нее голодными глазами, с неприкрытым вожделением, даже если он будет швырять ее на кровать, как какую-нибудь вещь. Фиби втянула в легкие воздух, который показался горячим и словно насыщенным мучительным томлением.

Она хотела принадлежать этому мужчине. Обладать им. Ласкать и исследовать его.

Она никогда не позволяла себе разглядывать мужские тела, однако в случае с Гриффином это каким-то образом произошло. Всего лишь после пары часов, проведенных в компании с ним, она могла без труда представить и его могучий торс, расширяющийся снизу вверх, и упругие, мускулистые ягодицы.

В воображении возникали самые нескромные образы, как будто где-то в глубинах ее существа прорвало некую дамбу, и на волю устремились потоки эротизма. В сознании рисовались картины того, как она ласкает и целует бронзово-загорелое тело Гриффина, как ее ладонь скользит к его паху – туда, куда приличной женщине не следует даже смотреть. Как она встает перед ним на колени…

Опомнившись, Фиби поспешила прочь, пока Мэй не заметила выражения ее лица.

Нет, подобная первобытная страстность не может быть нормальным человеческим состоянием. Ни мужчины, ни женщины просто не смогут вести повседневную жизнь, если будут постоянно испытывать все это безумство.

Однако расшалившееся воображение продолжало выдавать одну сцену за другой. Фиби представила, как устремляется к входной двери, чтобы встретить Гриффина, как он обхватывает ее и впивается ей в губы, запрокидывая ее голову. Их желание настолько нестерпимо, что они опускаются на пол прямо у входа, она ложится и тянет его на себя, забыв о всяком стыде в предвкушении наслаждения…

Фиби хотелось пошлепать себя по щекам. Это действительно какое-то сумасшествие. Как будто нечто подобное может случиться в реальности. А как же дети? Прислуга?

Неужели она в самом деле утратила рассудок? Она была под стать тем вдовушкам из шутливых песенок, что строят глазки молодым парням.

Впрочем, ей совсем ни к чему заглядываться на молодых парней. Ей был нужен лишь один мужчина – хромой пират с татуировкой на лице.

Фиби желала своего законного супруга.

Глава 11

Гриффин, к своему удивлению, испытывал немалое удовольствие от беседы с отцом, пока ехал с ним в карете в сторону Арбор-Хауса. Виконт с интересом слушал, как они с Джеймсом занимались перевозками специй и древесины в Англию и шелка в Испанию.

– Выходит, в действительности вы не были пиратами, – заметил он под конец.

– С пиратства я начинал, – честно признался Гриффин. – Я не был отъявленным злодеем, однако захватил немало кораблей. Забирал с них все ценное и отчаливал прочь.

– То есть первоначальный капитал ты добывал разбоем, – констатировал отец, и уголок его рта дернулся. – У меня были хоть какие-то шансы направить тебя на более праведную стезю?

– Вряд ли. Здесь, в Англии, у представителей аристократии нет возможности проявить мужество, да и вообще стать настоящим мужчиной. Мое будущее было преподнесено мне на серебряном блюдце, подтвержденное королевским патентом. Но я жаждал вступить в схватку и в борьбе доказать, чего стою.

Отец вздохнул. Высокий, худощавый, склонный к утонченности, он, конечно же, никогда не испытывал стремления схватиться с кем-то не на жизнь, а на смерть.

– Я, должно быть, пошел в мамину родню, – с улыбкой предположил Гриффин. – Во всяком случае, пиратствуя, я ощущал, что живу реальной жизнью. Я участвовал в жесточайших битвах, выдерживал самые свирепые штормы. Я могу провести корабль между опаснейших рифов в мире.

– И как ты теперь будешь жить в Англии? – посетовал отец. – Здесь ведь не с кем сражаться. Это лишь временный визит?

– Нет, – ответил Гриффин. – Я ранен, мне тридцать один год, и я склонен почивать на лаврах. Я не настолько глуп, чтобы командовать кораблем с поврежденной ногой. Пираты дерутся отчаянно, как загнанные в ловушку барсуки. С больной ногой мне не протянуть и полгода.

– Его высочество сообщил мне, что вы с герцогом Ашбруком захватили немало кораблей, занимающихся перевозкой рабов. Какая отвратительная, подлая коммерция!

– Да… – Гриффину было неприятно даже вспоминать о тех кораблях. От увиденного там ныло сердце. Даже после того как они отсылали освобожденный живой товар к родным берегам на тех же самых кораблях и с кучей золота в придачу.

– Тебе следует заняться каким-нибудь делом, – сказал виконт. – У нас как раз имеется вакантная должность мирового судьи в Шропшире. Ты мог бы взять ее на себя.