И вот сегодня, если Гриффин действительно вернется к ужину, напротив нее за столом будет сидеть взрослый человек, к тому же мужчина, и мысль об этом почти завораживала.
Фиби обсудила с поварихой меню (было принято решение приготовить три блюда, вместо обычных двух) и велела горничной накрыть стол не где-нибудь, а именно в столовой. Затем распорядилась наполнить ванну и просидела в ней целых сорок минут, пытаясь обрести прежнее спокойствие. Но это не очень-то получилось.
Гриффин являлся ее мужем, и он не хотел расторгать их брак. И как она успела понять, сэр Гриффин Берри не будет делать того, чего не желает. Это читалось не только по его подбородку, но и по всем контурам тела.
Фиби подняла ногу и стала смотреть, как по той стекает вода.
Да, совсем не страшно ожидать первой брачной ночи, когда тебе всего двадцать и ты осознаешь себя молодой и привлекательной, без всякого сомнения. Тогда Фиби пребывала в полной уверенности, что юный муж сочтет ее невероятно соблазнительной. Так сказать, сладкой штучкой… В глазах нынешнего Гриффина присутствовал некий блеск, намекавший на то, что он находит ее таковой и сейчас, но абсолютной убежденности не было.
Фиби в четвертый раз принялась намыливать колено. Две мысли беспрестанно крутились у нее в голове. Первая – воспоминание о давнем предупреждении матери по поводу неизбежной боли, воспринимаемое сейчас ничуть не легче, чем четырнадцать лет назад. А вторая, и более важная – о том, что она стала гораздо старше. Постарела, если сказать точнее. Ведь ей уже далеко за тридцать.
У нее даже кровь застучала в ушах при мысли о своем возрасте. В ту первую брачную ночь ее тело выглядело идеально. Теперь же бедра стали массивнее, обхват талии увеличился, грудь потяжелела и утратила прежнюю форму.
У Гриффина же, наоборот, с годами внешность только улучшилась. О подобных мужчинах наверняка мечтают многие женщины. Эти глаза, плечи, торс и даже… Она имела возможность полюбоваться его задней частью… Теперь он сам стал сладкой штучкой.
Фиби судорожно сглотнула.
– Ну что, помоем голову? – прервала ее размышления вошедшая служанка.
– Да, конечно, – пробормотала она.
– Сегодня такой волнительный день, – заметила Мэй, принимаясь намыливать волосы Фиби жасминовым мылом.
– Действительно…
– Извините за дерзость, моя госпожа, но должна сказать, что сэр Гриффин очень привлекательный мужчина. Даже Нянюшка это признала.
– Нянюшка?.. В самом деле?..
Мэй засмеялась.
– Она говорит, что мужчина с такими чреслами способен стать отцом десятка детишек, и нам, пожалуй, придется учить вас симулировать головную боль.
– Хватит болтать, – одернула Фиби, и Мэй умолкла, предоставив госпоже возможность вернуться к беспокойным мыслям.
К тому моменту, когда служанка ополаскивала ее волосы, Фиби уже смирилась с тем обстоятельством, что их брачным отношениям суждено осуществиться именно сегодняшней ночью. То, что Гриффин выразил готовность ждать, не должно вводить в заблуждение. Потому что он был подобен натянутому луку. Фиби для него представляла собой крепость, которую необходимо взять как можно скорее. Тем более что его рвение подогревалось стремлением реабилитироваться после того фиаско, случившегося четырнадцать лет назад. Его взгляд, бросающий в трепет, был таким голодным, словно он хотел ее съесть.
Фиби чувствовала, как и в ней самой разогревается кровь. И покидая ванну, она хотела побыстрее что-нибудь на себя набросить, пока Мэй не заметила пробирающую ее дрожь.
В голову вдруг пришла мысль, что у нее даже нет подходящего случаю платья, способного произвести впечатление на мужчину. Все ее наряды были неброскими, скромными, дающими понять, что она приличная, добропорядочная женщина, несмотря на то что живет без мужа.
Протянув госпоже полотенце, Мэй повернулась к гардеробу.
– Думаю, синее платье подойдет лучше всего. Только нужно отпороть эти кружева с лифа.
Лукавая улыбка на лице девушки вызывала удивление. Служанка была незамужней, и Фиби не припоминала, чтобы та когда-либо так улыбалась.
Синее платье было пошито из легчайшей хлопковой ткани, тонкой почти до прозрачности, но в нем, разумеется, имелась дополнительная нижняя юбка.
Именно, что имелась… Поскольку прямо у нее на глазах Мэй начала отпарывать эту деталь, не замечая ошеломления хозяйки.
– Он пират, моя госпожа… И вы должны удержать его в Англии, потому что нам нужен мужчина в доме. А вы не сможете удержать пирата дома, если будете одеваться и вести себя, как какая-нибудь пуританка, у которой вместо крови вода.
Фиби вновь охватило беспокойство. Похоже, даже прислуга не слишком высоко оценивала ее шансы надолго заинтересовать Гриффина. Ну конечно, они ведь видели в ней пожилую тридцатичетырехлетнюю женщину, предположительно бесплодную… У которой, возможно, все женское естество отсохло за ненадобностью.
Фиби мысленно застонала и постаралась расправить плечи. Если бы Гриффин вернулся хотя бы пять лет назад… Или даже четыре года назад, когда ей было тридцать. Ведь тридцать – совсем не то, что тридцать четыре.
– И никакого корсета, – сказала между тем Мэй. – Так же как и сорочки.
Фиби никогда не помышляла о столь скандальной манере одеваться. Она открыла было рот, чтобы заявить протест, но промолчала. Что она понимает в подобных делах? Абсолютно ничего. Возможно, именно без сорочек жены и соблазняют по ночам своих мужей.
То, чего не избежать, нужно просто перетерпеть.
Фиби позволила Мэй облачить ее в то, что осталось от прежде хорошего платья – без какого-либо белья, отчего она ощущала себя чуть ли не куртизанкой. И это почему-то вызвало мысль о необходимости проинформировать Гриффина о настоящих родителях детей – немедленно, как только тот появится.
Мэй собрала ее волосы в довольно небрежную копну со спадающими на уши прядками, после чего предъявила небольшую коробочку.
– Что это? – недоверчиво спросила Фиби.
– Сурьма, – пояснила Мэй. – Краска для век.
– Мне это не нужно.
– Но, госпожа моя… взгляните, у меня тоже подкрашены губы.
– Нет! – категорически отрезала Фиби. Она не желала прибегать к каким-либо ухищрениям, чтобы улучшить свою внешность. Какая есть, такая и есть.
Очевидно, Гриффин намеревался спать с ней регулярно. И если в ближайшие полгода Фиби не забеременеет, то он, возможно, и покинет ее. Но даже в этот период она не собиралась изображать какие-то претензии на молодость, которой больше не обладала.
Что ж, хотя бы временно, но она попользуется им. Несмотря на беспокойство, в ней мало-помалу нарастало возбуждение. В конце концов, Фиби многие годы провела в одиночестве. Обычно, ловя на улице мужские взгляды, она тотчас отворачивалась. В какой-то мере она избегала общества по той причине, что мужчины, причем даже джентльмены, имели склонность строить нелестные предположения о женщине, чей муж проживает за морями-океанами. Точнее, в ее случае непосредственно в море.