Но в эту ночь Колин не стал накрывать ее своим могучим телом, а вместо этого усадил на себя. Подобная разновидность интимного контакта была внове для Грейс – в такой позиции он уже не заслонял ее собой, не стремился защитить от возможных опасностей. Потому что уже не боялся за нее.
У Колина возникла такая же мысль, но, так же как и Грейс, он не испытывал потребности высказывать ее вслух. Теперь он вполне мог позволить своей возлюбленной восседать на нем верхом, любуясь в лунном свете ее изумительными формами и откинутой назад головой.
Да, он уже ничего не боялся. Грейс принадлежала ему, и жизнь была прекрасна. В ней не осталось места для каких-либо страхов.
Десять лет спустя
Арбор-Хаус
В конце лета Порции исполнялось девять лет, остальные же дети были младше ее. Все вместе они составляли целую орду, как выражались их мамы. Папы же сравнивали их с волчьей стаей.
В этот август они опять оккупировали Арбор-Хаус – все те, чьи дедушки были когда-то пиратами, но среди них Порция все равно считала себя самой главной. У нее оба дедушки были пиратами, а папа к тому же был отважным морским капитаном. А кроме того, она – старше остальных.
Море было у нее в крови, и порой по ночам, лежа в постели и прижав ухо к подушке, она могла даже слышать плеск волн.
Если это не признак того, что море у нее в крови, тогда что?
Август, однако, подходил к концу, и очень скоро все разъедутся по домам, потому что Арбор-Хаус был обитаем только летом. Как утверждали мама и бабушка, особняк несколько обветшал от регулярного вторжения такого количества ребятни.
Но Порция обожала Арбор-Хаус и собиралась жить здесь постоянно. В саду за домом было полным-полно полудиких амбарных котов, а еще заросли крапивы и черной смородины. Ее мама целыми днями рисовала на берегу озера, вместо того чтобы просиживать в своей студии.
И ее папа тоже всегда был здесь. Этим летом он научил ее стрелять из лука и вязать морские узлы. Порция, конечно, не собиралась жить на корабле, но эти знания могли пригодиться, если она вдруг окажется на необитаемом острове. Она предпочитала все планировать заранее. Мама говорила, что она унаследовала это от своей бабушки-герцогини.
Ну а сегодня Порция собрала труппу из восьми человек (все те дети, которые уже умели говорить), чтобы поставить пьесу, сочиненную ею самой. Это была очень патриотическая пьеса, в которой королева (в ее собственном исполнении) расправляется с коварными пиратами (в исполнении мальчишек) при помощи своей сестры, с которой они – так уж оказалось – были двойняшками. Но так или иначе, Порция была на целых одиннадцать минут старше Эмили и считала, что эти одиннадцать минут имели большое значение.
Для просмотра пьесы все родители собрались во дворе. Четыре мамы сидели рядышком в своих ярких летних платьях и не переставали смеяться. Папа Порции, прислонившись к стене, разговаривал со своим отцом, который раньше был пиратом, а потом стал графом. Еще здесь было много шампанского.
Порция призвала зрителей к вниманию, но те какое-то время не могли угомониться, пока ее отец их не приструнил.
Пьеса начиналась появлением Эдмонда, который в свои два с половиной года был толстым, как хомяк, и ходил, переваливаясь с боку на бок. Порция понимала, что причиной тому служили его подгузники, но тем не менее ее радовало, что он приходился ей кузеном, а не родным братом. Эдмонд должен был начать мятеж, выстрелив в королеву из лука, но настоящее оружие ему, конечно же, доверить не могли. Поэтому он просто швырнул в нее ветку, которую тут же подобрал и передал своей маме.
Порции пришлось объяснять произошедшее: это была попытка покушения на монаршую особу, после чего был атакован Королевский флот, который довольно умело изображала Эмили. Но вообще не так-то легко быть драматургом и режиссером, если твои актеры не способны запомнить свои слова и не умеют толком стрелять из лука. Порция то и дело давала пояснения, потому что зрители очень часто не могли вникнуть в суть происходящего.
Когда спектакль достиг середины, ее отец отделился от стены, подошел к ее матери, приподнял ту со стула, уселся сам, а ее разместил у себя на коленях. Она положила голову ему на плечо.
Папа с мамой были без ума друг от друга – они целовались каждый раз, когда думали, что их никто не видит. И если кто-то заставал их за этим делом, то папа смеялся и говорил, что его жена спасла ему жизнь. И рассказывал либо о кувшине с водой, которую она вылила ему на голову, либо о том времени, когда он служил на флоте. Подробности не имели большого значения, все папы рассказывают что-то подобное.
– Ну, идите, – скомандовала Порция шайке пиратов, вооруженных деревянными кинжалами, зажатыми в зубах, каковые у них имелись не в полном комплекте. У кузена Седрика отсутствовали почти все передние. – Сейчас ваш выход. Вы должны бегать и кричать, но не забывайте – как только Эмили наставит на вас ружье, вы должны упасть и притвориться мертвыми.
К некоторой досаде пираты умирали слишком долго, особенно Седрик. В конце концов Порция на него шикнула, он перестал дергаться, и она, поправив корону, поставила ногу ему на грудь и прокричала троекратное «Ура!». Эмили тем временем скакала вокруг, размахивая своим мечом.
Все зрители с энтузиазмом аплодировали, несмотря на то что Эмили позабыла несколько строк из своей триумфальной речи, что тоже немало раздосадовало Порцию. Эту речь она написала ямбическим пентаметром (как у Шекспира, чье творчество они изучали нынешней весной), а это было не так-то легко.
Вообще Порция собиралась со временем стать писательницей и считала, что на данной стезе стихотворные навыки всегда пригодятся.
Уже вечером в детской она сказала Эмили, что той следовало бы быть более старательной.
– Ты просто деспот, – отозвалась сестра, оторвавшись от своей книжки и слегка нахмурясь.
– Я просвещенный деспот, – парировала Порция. Она лишь недавно узнала о подобном определении, и оно ей в общем-то нравилось. – Как ты думаешь, почему все наши папы засмеялись, когда Седрик сказал, что он воитель? На мой взгляд, в той сцене не было ничего смешного.
– Да они были пьяными… Нянюшка так сказала.
– Наш папа не был пьяным!
– Папа, может, и не был, – пожала плечами Эмили. – А наши дядюшки были. И дедушка, наверно, тоже.
– Который?
– Который герцог… Он хохотал больше всех, а потом поцеловал бабушку-герцогиню в ухо, я видела… Герцогам не подобает так себя вести.
– Он никогда не ведет себя так, как подобает герцогу, – сказала Порция. – А если посмотреть на его портрет, который написала мама… тот, что висит в Национальной галерее… то он больше похож на разбойника, чем на герцога.
– Как ты думаешь, они еще занимаются этим самым? – Эмили сделала неопределенный жест рукой.
Порция слегка нахмурилась. Они обе совсем недавно узнали об «этом самом» от юной прачки. Тема вызывала немалое любопытство, но что касается их бабушек и дедушек… вряд ли столь пожилые люди могли заниматься подобным делом.