Я схватил одного из копов за рубашку и притянул к себе, решив, что таким образом он не сможет ударить ни меня, ни кого-либо другого. Но мой расчет оказался неверным. Его кулак, обогнув мой локоть, нашел ту часть головы, удар по которой отключил мое сознание; в голове у меня запели Clash, откуда-то издалека, где мы были вдвоем с каким-то русским писателем.
Я повалился назад, инстинктивно продолжая цепляться за рубашку копа, и он повалился вместе со мной, потянув за собой других копов, которые потянули за собой других гангстеров. Наша регбистская куча-мала образовалась среди пепла и головешек, сыпавшихся со стены особняка, которая прогорела и начала рушиться.
Не знаю, сколько человек накрыло копа, накрывшего меня. Древо человечества рухнуло. Тлеющие куски сандалового дерева наполняли воздух ладаном, щипавшим глаза. Можно было подумать, что его уже воскурили по умершим.
На камнях мостовой корчились горящие страницы священных текстов. Пахло горелыми волосами и потом, выделявшимся в большом количестве большим количеством тел, нагроможденных на меня.
В здании стали самопроизвольно взрываться пули и разлетаться во все стороны. Теперь я уже был рад, что нахожусь в самом низу.
– Не стреляйте, пули взрываются сами по себе! – крикнул один из полицейских на маратхи.
Копы и гангстеры, расположившиеся поверх меня, старались спрятаться друг за друга и вжаться в землю. В результате все они вжимались в меня. Мне уже не хватало воздуха, я ловил его, разевая рот, как кролик, и делая короткие вдохи. Наконец стрелок-призрак расстрелял весь запас пуль, но зато обрушилась ложная арка у нас над головой, обсыпав нас обломками цитаты из Священного Писания. Участники регбистской схватки стали уползать подальше от здания. Я не мог пошевелить руками и по-прежнему цеплялся за рубашку копа, ничего не видя и дыша пеплом с примесью воздуха. Хорошо хоть примесь была.
Внезапно все прекратилось. Куча копов и гангстеров начала постепенно рассыпаться. Последним был прижатый ко мне коп. Он хотел подняться, но я никак не мог расстаться с его рубашкой. Тогда он пополз на коленях прочь от меня, и мне в конце концов пришлось его отпустить.
Я поднялся, протер глаза и уставился на горящий дом. На тот самый дом, где Кадербхай тратил на меня часы своей жизни, давая мне уроки мудрости.
В глубине особняка рыжие языки пламени рисовали дрожащий силуэт внутреннего арочного двора. Перегородки между помещениями обваливались огромными листами. Все здание полыхало, как звезда, сложенная из горящих балок. Это был конец.
Я не мог этого вынести, не мог смириться с этим. Дом, в котором, казалось, была воплощена вечность, исчезал на глазах.
Я отвернулся и увидел Абдуллу. Он стоял на коленях на свободном месте рядом с мечетью, держа в руках тело наследника Кадербхая, Тарика.
Люди толпились в некотором отдалении от них в горестном благоговении. Голова мальчика лежала на колене Абдуллы, но она уже клонилась к могиле, а сильные молодые руки стали морской травой в океане вечности.
Драка прекратилась. Копы перегородили улицу, оставив свободное пространство из уважения к утрате, однако люди прорывались мимо них, чтобы коснуться одежды мертвого мальчика. Мне с трудом удалось пробиться сквозь толпу скорбящих.
– Что с Назиром? – спросил я Абдуллу. – Ты его видел?
Абдулла плакал.
– Я стащил его тело с тела мальчика. Назира больше нет. Я не мог спасти его тело. Он был мертв и уже горел.
Дни самого Абдуллы тоже были сочтены. Мы оба понимали это. Он поклялся Кадербхаю, что отвечает за мальчика своей жизнью, а мальчик был мертв. Тело его лежало на коленях Абдуллы, как изодранное в клочья знамя полка, потерпевшего поражение. Я знал, что Абдулла до последнего дыхания будет преследовать убийц Тарика и Назира, пока перед их смертью не увидит в их глазах отражение такого же знамени.
– Ты уверен, что он был мертв?
Он молча посмотрел на меня. В его глазах простиралась иранская пустыня.
– Ясно, ясно, – пробормотал я, не в силах добавить что-либо.
Назир был столпом, нерушимой скалой. Он был из тех людей, которые не погибают, когда в живых не остается больше никого.
– Он был мертв, когда ты нашел его?
– Да. Он уже обгорел со спины. Тело Тарика, которого Назир закрыл своим, осталось неповрежденным. Их застрелили, Лин, обоих. А тел охранников я не нашел.
Меня оттеснили люди, неистово скорбевшие по погибшему наследнику трона и желавшие прикоснуться к его телу. Никакие полицейские заслоны не могли сдержать их, они просачивались со всех сторон, из всех переулков. Пробравшись сквозь толпу, я вышел на транспортную магистраль и перелез через кучу велосипедов и тележек в обратном направлении. Около наших мотоциклов стоял Рави.
– Наконец-то ты пришел, старик, – сказал он. – Мне нужен мой байк. Сегодня будет черт знает что.
Я тоже знал, что будет: ярость, резня, огонь. Ярость прорывает плотину, которая сдерживала эмоции. Да и всем было ясно, что убийство в доме Кадербхая и пожар, чуть не погубивший любимую мечеть, выпустят на волю стаи безжалостных хищников. Прекрасный миролюбивый Город семи островов становился опасным для жизни.
Я подумал о Карле. Не угрожает ли ей опасность?
Я снял мотоциклы с цепи, и мы стали пробираться в Колабу. Около Метро-Джанкшн я расстался с Рави. Он поехал, чтобы присоединиться к братьям по оружию, а я решил проверить, нет ли Карлы дома, направился в «Амритсар» и взбежал на наш этаж.
– Тебе нужно принять душ, – заметил Джасвант. – И переодеться.
Действительно, футболка после драки представляла собой нечто невообразимое. Жилетка почернела и была в пятнах, мои руки и грудь – в саже и царапинах.
– Ты ее не видел?
– Она поехала на гонки.
– Спасибо, – сказал я и побежал вниз, прыгая через три ступеньки.
– Катись, баба, – ответил он вслед мне.
Мне надо было определить, какое место Карла выбрала, чтобы наблюдать за эпохальным состязанием. Скорее всего, это был самый опасный поворот на трассе, где притаились в засаде Судьба и Смерть.
Я с трудом пробрался туда. Город был на грани объявления комендантского часа. Мне пришлось подмазать полицейских на четырех КПП только для того, чтобы у меня не отобрали ножи.
В Индии межэтнические, религиозные и прочие столкновения могут унести тысячи жизней где угодно, даже в таком мирном городе, как Бомбей. Едва не сгорела мечеть, и обвиняли в этом, естественно, индусов, так что полиция плотно перекрыла городские улицы.
К тому времени, когда я достиг намеченного места на трассе, гонка уже закончилась. Дорожные полицейские слушали по рации сообщение о беспорядках на Нул-базаре. «Со стороны Донгри приближается толпа», – повторял снова и снова чей-то голос на маратхи.
Я проехал до бара прохладительных напитков «Хаджи Али». Подумал, что Навин, возможно, захочет отпраздновать победу или залить горечь поражения в этом баре, поскольку большинство других питейных заведений были закрыты.