Я-то знал, что это Дидье и есть, но знал я и то, что алкоголь на него почти совсем не действует. Карла тоже знала это и выдвинула другое предложение.
– Вместо этого лучше расскажите друг другу, почему вы сидите здесь, а не где-нибудь еще вместе с любимой женщиной, – сказала она, поднявшись, чтобы уйти.
– Ранвей в ашраме, – тут же откликнулся Винсон, не дожидаясь дальнейших понуканий. – И это я виноват. Я так люблю ее, что, наверное, превратил ее как бы в святую, понимаете ли. А заклинания для обратного превращения, боюсь, не существует.
– Я очень хорошо тебя понимаю, – заявил Рэнделл. – Но лучше бы не понимал.
Мы с Карлой пожелали им доброй ночи. Я взял одно из скатанных полотнищ, ковер, смотанную кольцом веревку и свой вещмешок с предметами первой необходимости. Карла захватила два одеяла и свой рюкзачок. Мы направились к небольшому возвышению, освещая дорогу фонариком и пугая самих себя всякой тенью, выскакивавшей на повороте тропинки. Тропинка была узкая, и мы шли, почти прижавшись друг к другу. Фонарик в руках Карлы высвечивал ряд сцепленных друг с другом кругов на экране ночного леса.
– Я думал, ты сейчас выстрелишь в эту тень, – сказал я на одном из поворотов.
– Сам схватился за нож, – оправдывалась она.
С помощью веревки я соорудил для нас приличное убежище. «Имея достаточное количество нормальной веревки, – сказал мне однажды глава профсоюза водителей, – водитель может сделать практически все».
В этой водительской палатке мы целовались и разговаривали, обсуждая все вопросы и ответы, услышанные на диспуте.
– Вы, мужики, ничего в этом не понимаете, – произнесла Карла сонным голосом, когда мы уже переговорили обо всем.
– Неужели?
– Да.
– В чем мы ничего не понимаем?
– В правде.
– В какой правде?
– В большой.
– О чем речь-то?
– Вот в том-то все и дело, – сказала Карла, и ее зеленые глаза загадочно блеснули.
– В чем?
– Вам, мужчинам, вынь да подай правду, – сказала она. – Но правда не такое уж большое дело. Это просто запрет, который снимается после третьего стакана.
– Когда я с тобой, мне не надо трех стаканов, чтобы снять запреты, – улыбнулся я.
Мы еще какое-то время разговаривали, целовались и любили друг друга под небом, по которому полумесяц раскинул туманное сияние.
Я проснулся рывком, почувствовав, что мы не одни. Медленно приподняв голову, я увидел Идриса, стоявшего спиной к нам на краю возвышенности в нескольких метрах от нас и разглядывавшего серебряный серп луны.
Я посмотрел на Карлу. Она спала в моей футболке вместо ночной рубашки.
– Я рад, что ты видишь меня, – сказал Идрис, не поворачивая головы.
– Я всегда рад видеть тебя, Идрис, – прошептал я. – Я встал бы, но я не одет.
Он усмехнулся и, опираясь на посох, задрал голову к звездам.
– Я очень рад, что вы с Карлой здесь, – сказал он. – И хочу, чтобы вы знали: можете оставаться здесь столько, сколько пожелаете.
– Спасибо, – ответил я.
Карла проснулась и увидела Идриса.
– Идрис, – сказала она, приподнявшись, – присядь и устройся поудобнее.
– Мне всюду удобно, Карла, – произнес он оживленно, по-прежнему не поворачиваясь к нам. – Я подозреваю, что и вам обоим тоже.
– Можем мы что-нибудь предложить тебе? – спросила Карла, протирая глаза. – Может быть, воды или сока?
– Мне достаточно уже одного твоего предложения.
– Мы оденемся и присоединимся к тебе, – сказал я. – Я могу приготовить для тебя чашку чая.
– Я сейчас уйду, – ответил он. – Но я хочу сказать кое-что вам обоим. Это обязательно надо сделать, так что прошу прощения за вторжение.
– Это мы вторглись к тебе, – возразила Карла.
Он рассмеялся:
– Мне казалось, что тебе, Карла, хотелось сегодня сидеть рядом со мной, когда я отвечал на вопросы. Я прав?
– Да, Идрис, – засмеялась она. – Запиши меня в помощники в следующий раз.
– Договорились, – сказал он, мысленно уже покидая нас. – Итак, вы готовы выслушать мой наказ?
– Да-а… – проговорила Карла неуверенно.
– Вы оба должны отказаться от любых насильственных действий и стараться жить в согласии с миром.
– Трудно отказаться от всякого насилия в мире, где оно царит, Идрис, – сказала Карла.
– Насилие, тирания, угнетение, несправедливость – это горы, встречающиеся человеку на его жизненном пути. Жизнь – преодоление этих гор. Проще всего и надежнее обойти гору. Но если вы изберете этот путь, на него уйдет вся ваша жизнь, потому что, двинувшись в обход, вы так и будете ходить по кругу, навсегда привязав себя к этой горе. Единственный способ не застрять в этом заколдованном кругу, а также избежать проблем со следующей горой – забраться на гору и перевалить через нее на самой вершине. Но при подъеме на гору вам будут грозить не меньшие опасности, чем те, которые вы оставили позади.
– Что ты имеешь в виду? – спросил я.
– Я беспокоюсь о вас обоих, – ответил Идрис, – и довольно часто. Поднявшись на вершину, вы будете хорошо видеть свой путь, но это связано с большим риском. Вы уже начали подъем из тени горы и теперь должны, как никогда прежде, полагаться друг на друга и помогать друг другу.
– Идрис, а ты взбирался на все горы в своей жизни? – спросила Карла.
– Я был женат когда-то, – ответил он медленно и тихо, – давно уже. Моя жена, да обретет ее душа вечную радость, была моим постоянным спутником в духовных исканиях – какими вы являетесь друг для друга. А теперь я взбираюсь сквозь тень горы в одиночестве.
– Ты никогда не бываешь в одиночестве, Идрис, – сказала Карла. – Все, кто знает тебя, носят тебя в своем сердце.
Он тихо рассмеялся:
– Ты напоминаешь мне ее, Карла. А ты, Лин, напоминаешь меня самого в другой жизни. Я ведь не всегда был таким тихоней, каким вы меня знаете. Не изменяйте любви, которую вы испытываете друг к другу, и никогда не прекращайте поиски мира внутри себя.
Он медленно повернулся и пошел к лагерю.
Возвратились ночные звуки. Где-то вдали на железной дороге прозвенел сигнальный колокол. Карла молча глядела на лесные тени, в которых растаял Идрис.
– Давай кое о чем договоримся, чтобы у нас все было как надо, – сказала она. Глаза ее излучали зеленый лунный свет. – А я хочу, чтобы у нас с тобой все было наконец как надо.
– Мне казалось, у нас и так все как надо.
– Это только начало, – улыбнулась она, потягиваясь и пристраиваясь рядом со мной. – Вот проведем здесь так пару месяцев – и выправим все свои вывихи.