– Ну наконец-то… Пойдемте, Гейнц, суньте пока назад этого засранца, не до него…
И помчался к двери, сразу утратив интерес к Вадиму.
– Так уж сразу и назад… – проворчал Гейнц, поманил кого-то из коридора и, когда вошел его напарник, что-то приказал на ухо. Тот, осклабясь, рявкнул:
– Яволь, герр шарфюрер! – и кинулся на улицу.
Вадим неуверенно приподнялся.
– Сидеть, тварь! Не было команды…
Он сидел еще минут десять, на протяжении которых Маргарита посылала ему самые ослепительные улыбки, играя при этом сверкавшим, как солнце, скальпелем, и повествовала со всеми деталями, со всем смаком, как в ее исполнении обычно проходит кастрация. Гейнц лишь похохатывал.
Наконец вернулся напарник, Вадиму вновь защелкнули на запястьях наручники с цепью и велели шевелить ногами. Он ждал какого-то очередного подвоха, но его повели прежней, обратной дорогой. Часовой у ворот разочарованно присвистнул:
– Что это он у вас в таком виде? Раскололся, гнида?
– Да нет пока.
– А почему на своих ногах?
– Всему свое время, – туманно ответил Гейнц.
Часовой заржал, словно бы прекрасно знал нечто неведомое узнику.
– Давай лапы, – распорядился Гейнц, едва за ними захлопнулись лагерные ворота. – У нас гуманизм прежде всего, не стоит ограничивать твою свободу… Эй, куда повернул? В карцер давай, засранец…
Ладно, в этом не было ничего страшного. Все равно время он выигрывает, всех, кто расколется, отправляют обратно в барак…
Гейнц запер за ним высокую дверь из металлической сетки и направился прочь, посвистывая. Воняло мерзостно, перебивая даже исходящее от самого Вадима амбре. Туалет типа «сортир» вряд ли чистили хоть разочек за последние десять лет…
Он остановился у решетки, пытаясь присмотреть местечко для сидения, но откуда ему здесь взяться? Полусгнивший деревянный желоб, игравший роль писсуара, вот и вся меблировка. Внутри и того нет, только доска на три очка…
Только тут он сообразил, что оказался в коридоре не один. Из покрытого полуоблупившейся известкой домика выглянула чья-то испуганная физиономия… и тут же преисполнилась злобной радости.
– Ага! – воскликнул незнакомый. – Вы смотрите, кого к нам сунули! Из-за него и маемся…
Он вышел на крохотный огороженный пятачок. Следом еще двое – один столь же незнакомый, а во втором Вадим мгновенно опознал лысоватого «маяка и светоча». Во-от что придумал затейник Гейнц…
Троица таращилась на него со странным выражением, способным в другое время насмешить, – причудливая смесь забитости и злобной радости. Все трое постарше его, в районе пятидесяти, и каждый в прошлом был не последним человеком, но сейчас превратился в трудноописуемое существо.
Лысоватый кинулся первым, замахиваясь со всей решимостью. Вадим от неожиданности не успел ничего предпринять – и вмиг оказался прижатым к дощатой стенке. Лысый тряс его и орал в лицо:
– Из-за тебя здесь торчим, сука! Из-за тебя! Ты почему не колешься?!
Некогда было взывать к логике. Что-что, а незамысловато подраться умел, хоть и не мог, подобно Эмилю, похвастать знанием отточенной профессиональной рукопашки. Вадим провел один из простейших приемов уличной драки – обеими руками что есть сил оттолкнул противника, тот инстинктивно напер… и сам налетел мясистым носом на Вадимову макушку. Мгновенно разжал руки, заорал.
Вадим отправил его в распахнутую дверь домика одним хорошим ударом. Примирительно поднял ладони:
– Давайте рассуждать логично. Ну кто вас отсюда выпустит, расколюсь я или нет? Вас берут на примитивный понт…
Оба бросились на него, толкаясь и мешая друг другу. Ничего они не хотели слушать и логические аргументы воспринимать не собирались. У них была безумная надежда – и это перевешивало все остальное, превращая в роботов…
Завязалась бестолковая, нелепая драка на предельно ограниченном пространстве. Его пытались достать кулаками, ухватить за волосы, пинали, у обоих, несмотря на полуголодную жизнь трех последних дней, еще осталось немало сил и энергии от прежнего сытого бытия, так что приходилось нелегко. Тем более – он был без штанов, а это психологически сковывало, одетым в драке себя чувствуешь гораздо увереннее и яйца так не бережешь…
Кое-как отмахался, лупя без всяких правил и милосердия. Лысоватый оклемался, вылез наружу, но получил ботинком по колену и вновь выбыл из игры.
Кое-как Вадим с ними управился, загнал на пинках в домик. Тут же по ту сторону сетчатой дверцы появился Гейнц – ну конечно, торчал поблизости, – разочарованно хмыкнул:
– Что за жизнь, только что-нибудь успеешь придумать, как жизнь твою затею превращает в балаган…
– А может, не будешь мудрствовать лукаво и возьмешь миллион? – тихо спросил Вадим.
– Детка… – протянул верзила. – Комендант в чем-то болван, а в чем-то – чистой воды гений. Лучше меньше бабок без всякого риска, чем очень много – но с большим риском.
– Но если…
– Захлопни пасть. Выходи.
В бараке, как и следовало ожидать, на него воззрились с большим интересом, вызванным, понятно, тем, что он вернулся невредимым. Вадим залез на нары, кратко буркнул:
– Отложили на потом. Там у них кто-то начал колоться…
Все так и сидели без штанов, вывешенных для просушки на перилах веранды. Тюремная солидарность простерлась до таких пределов, что и его портки повесили туда же. Только бедняга Доцент по-прежнему благоухал, забывшись в тяжелой дреме.
Он не успел подробно рассказать о допросе – произошла вовсе уж ошеломляющая неожиданность. Послышались шаги, вошли две женщины в полосатом, за ними показался охранник. Осклабясь, сообщил:
– Чтобы не ныли, будто у нас плохо живется, получайте баб. Хорошие бабенки, сладенькие, по опыту говорю…
И, сцапав обеих за ягодицы растопыренными пальцами, сильным толчком отправил внутрь барака. Вадим кинулся подхватить, потому что одной оказалась собственная супруга, осунувшаяся, немного растрепанная, но выглядевшая все же лучше, чем можно было ожидать от юной дамы шантарского высшего света, до того самым большим жизненным несчастьем полагавшей что-нибудь вроде поездки в рейсовом автобусе.
Второй была крашеная полноватая блондинка лет сорока, довольно миловидная и чем-то неуловимо походившая на выбившуюся в люди директрису овощного ларька. Синий разлетелся было к ней:
– Вот приятная неожиданность! А мы тут плюшками балуемся, знаете ли…
Спохватился и одернул бушлат. Но, не особенно смутившись, продолжал:
– Проходите, будем знакомиться. Люди мы, конечно, страшные на вид и припахивающие, но ведь не по собственной воле… Если интересуетесь, у нас даже генерал имеется. Во-он сидит. Генерал, поклонись даме.