– А я вам вместо этого – сказочку про Предсказательницу, – ответила девушка несколько резко. Боль уже затопила ее до пояса, Олеся шевельнула под столом одной ногой и чуть не охнула. Кажется, все отразилось на ее лице, потому что Олег, нахмурившись, с беспокойством спросил:
– С вами все в порядке?
Она нашла в себе силы лишь кивнуть.
– Вы побледнели.
– Здесь очень жарко.
– Да не сказал бы…
– Со мной все в порядке, – твердо заявила Олеся. – И что вы еще увидели ночью в усадьбе?
– Тусовку привидений, – усмехнулся Олег так, что неясно было, иронизирует или говорит правду.
– Ну, может быть. Говорю же, что в санатории мы постоянно ощущали чужое присутствие. Жаль, что мой рассказ, похоже, вам не особо помог.
– Да нет, помог. Пусть и не дал объяснений, но указал направления, в коих стоит поискать.
– Рада, что все же оказалась полезной. Не в этом ли и состоит моя миссия спасения мира?
– Теперь уже вы иронизируете, а я, между прочим, увидел сейчас интересную вещь, в какой-то мере перекликающуюся с вашим рассказом, – усмехнулся Олег, но усмешка тут же исчезла с его лица, стоило ему взглянуть на девушку. – Мне кажется, вы меня обманываете. Вам нехорошо. У вас глаза стали почти черными, а лицо – белее мела. Что с вами? Может, вам нужен врач?
– Это пройдет. Просто боль, а таблетки я оставила дома. Вернусь домой и выпью. Что за вещь вы увидели? Рассказывайте.
Олег еще раз скользнул взглядом по ее лицу, словно сомневаясь в том, стоит ли продолжать разговор, но потом открыл папку на последней странице и показал Олесе список сотрудников и пациентов санатория за ту смену 1998 года.
– Вот, – ткнул он пальцем в одну строчку, в которой значилось имя – Галина и фамилия – Лычкова. – Эта Галина Лычкова, работавшая посудомойкой, приходится однофамилицей той девушке, которая пропала. Марине Лычковой.
Олеся, несмотря на боль и плохо слушающиеся ноги, подскочила на месте.
– Вы думаете… Думаете, что это – родственница пропавшей девушки?
– Думаю. По возрасту пропавшая девушка подходит, ей сейчас двадцать три года, тогда, значит, было лет шесть-семь. И еще. Парень этой девушки, Марины, сказал, что она действительно была в санатории в 1998 году, приехала вместе с матерью, устроившейся на лето посудомойкой.
– Так что же вы сразу об этом не сказали?! О, господи… Я эту девушку и ищу. Думаю… Думаю, что она вернулась не просто так.
– Тише, Олеся, тише, успокойтесь.
– Мне нужно поехать в усадьбу!
– Все, что вам сейчас нужно – это вернуться домой и принять лекарство. Я же вижу, что вам плохо. Пойдемте, я вас провожу. У меня машина рядом припаркована.
– Вы не понимаете…
– Я все прекрасно понимаю!
– Вы можете ее уже не найти. Ей угрожает опасность! Мне нужно туда поехать!
– И что вы собираетесь делать? Есть какой-то план? – насмешливо спросил Олег.
– Нет, – стушевалась Олеся.
– Ну, так вот, мой дорогой Нео, пока у вас не появится четкий план, вы будете находиться дома в постели, если понадобится – под присмотром вашего врача, и ждать. Я с вами еще свяжусь, не беспокойтесь.
С этими словами Олег подозвал официантку, расплатился за обоих и, подхватив Олесю под локоть, медленно повел к выходу, неподалеку от которого и правда стоял припаркованный джип.
Возможно, если бы не боль, скрутившая тело от пояса и сделавшая ноги непослушными, так, что она без поддержки Олега не смогла бы на них удержаться, Олеся позволила бы себе романтичные мечты, навеянные отзывчивостью мужчины – невинные, не заходящие дальше взглядов и случайных касаний плечами, карамельные и лишенные горечи. Но всю короткую дорогу до дома она провела как в тумане, балансируя на границе сознания, рискуя в любой момент лишиться чувств. Она не столько замечала, сколько чувствовала, что мужчина бросает на нее обеспокоенные взгляды. Пару раз он спросил, не отвезти ли ее прямиком в больницу, а когда Олеся отказалась, спросил, не вызывать ли врача на дом. К лифту он ее уже нес на руках.
– Возьмите у меня в сумочке ключи, – тихо проговорила Олеся, сгоравшая одновременно и от стыда, и от смущения.
Но ключи не понадобились, потому что, едва они оказались у двери, как столкнулись на пороге с разъяренным Ярославом.
– Ты уже дома? – слабо удивилась Олеся.
Олег осторожно поставил ее на ноги, и девушка по стенке, не в состоянии даже поблагодарить, ушла в глубь квартиры.
– Вы кто?! – бросился сразу же в атаку хозяин квартиры.
– Знакомый, – ответил Олег и, судя по перекосившемуся лицу Ярослава, крупно облажался с ответом. – Ей стало плохо.
– Я вижу.
– Ей нужен врач.
– Мы сами разберемся. – Ярослав стоял на пороге, грудью защищая свою крепость. – Спасибо за помощь.
И он вдруг резко захлопнул перед носом Олега дверь. Мужчина удивленно постоял, не ожидая такого поворота, подумал, не позвонить ли, но, решив, что не стоит вмешиваться в дела семейные, спустился на улицу к машине.
* * *
На этот раз ему повезло больше: дорога оказалась почти пустой, и Олег ехал практически без простоев. И думалось ему не столько обо всей этой истории, сколько о девушке, которую он оставил, обессиленную болью, на попечении молодого мужчины. Кем он ей приходится? Мужем? Вполне возможно. Очень ревнивым мужем. Впрочем, понравилось ли бы самому Олегу, если бы какой-то незнакомец принес его благоверную на руках? Вряд ли – при других обстоятельствах. А в тех, в которых все произошло, он бы в первую очередь обеспокоился состоянием любимой и уж потом бы поблагодарил, да, поблагодарил того, кто ей помог. Этот же тип повел себя не только не по-джентльменски, но и странно. Впрочем, кто знает, какие у них в семье отношения.
А девушку жаль. Жаль, потому что она такая молодая и красивая, а, похоже, страдает от какого-то серьезного заболевания. Олегу вдруг вспомнился тот момент, когда он нес ее на руках – чужую незнакомку, и выбившийся каштаново-рыжий локон слегка щекотал его шею. Ощущение это было таким ласковым и теплым, словно его шеи касался солнечный зайчик. От волос девушки пахло медом и травами, а может, чуть-чуть зелеными яблоками, и этот запах напомнил Олегу детство, август, который он провел однажды у материной тетки в деревне и впервые влюбился. Ему тогда было девять лет, а ей, чье имя растворилось в прожитых годах, десять. У нее была такая россыпь ржаных веснушек, что за ними терялись черты лица, и только ярко-голубые, как летнее небо, глаза глядели на мир с любопытством и легкой насмешкой. Вначале девочка показалась ему жутко некрасивой – из-за этой густой россыпи веснушек, местами сливавшихся в крупные пятна, а потом Олег вдруг влюбился – в ее насмешливые глаза и яркие губы, которые, казалось, всегда смеялись, являя полоску крупных передних зубов и две дырки от недавно выпавших. Та ржаная девочка еще долго снилась ему холодной дождливой осенью, и ее запах – меда и яблок – преследовал его до первого снегопада. И с холодом снежинок, падающих на его разгоряченное лицо, он излечился от летней веснушчатой любви. Но потом, сам того не желая, уже став гораздо старше, нередко цеплялся взглядом за рыжих девушек и про себя восхищался веснушками на их тщательно припудренных личиках. У Олеси кожа оказалась фарфорово-белой, но, может, это оттого, что она, покорившись болезни, мало выходила из дома. Олег думал об этой девушке и старался угадать, какой образ жизни она ведет. Наверное, не работает. Много читает и тайно пишет этот свой роман об усадьбе и барыне. Предсказательница… Где тут правда, а где – выдумка, сложно разобрать. Может, девушка, ограниченная в движениях, запертая болезнью в четырех стенах, нашла прибежище в фантазиях, в которые сама безоговорочно поверила?