— Черный кофе с сырным пирогом… Не для меня, для моей французской подруги.
Он поворачивается к ней:
— Вы когда-нибудь уже пробовали наш сырный пирог?
— Когда? — спрашивает Анук. — Я начала этот день вместе с вами, а закончу с…
Ей плохо. Кончится день, она распрощается со Стивом, с его миром, и погрузится вновь в свое французское болото. Каждое утро светским тоном она будет здороваться с Робертом и продолжать по-прежнему лгать.
Этот молодой человек в джинсах и приталенной рубашке, с медальоном на обнаженной и гладкой груди, сегодня вечером навсегда исчезнет из ее жизни.
Не успела она оглянуться, как официант уже ставит перед ней чашку с дымящимся кофе и кусок сырного пирога.
— Попробуйте, — говорит Стив и почти с нежностью добавляет:
— Вам всегда хочется есть…
Она садится на высокий табурет. Стив присаживается рядом с ней. Долговязый чернокожий словно пребывает в прострации. Его присутствие едва заметно. Его мысли блуждают где-то далеко отсюда.
— Это единственное воспоминание, которое останется у вас обо мне? — спрашивает Анук. — Что я всегда хочу есть?
Она едва сдерживает слезы.
Стив снимает целлофановую обертку с пирога.
— Возьмите маленькую вилку… Она лежит рядом с вашей тарелкой… — добавляет он.
Анук нравится его произношение. Оно придает значение даже самым банальным словам. Ей уже недостаточно прекрасного знания английского языка. Порой ей приходится напрягать слух, чтобы понять смысл некоторых фраз.
— Вы специально говорите по-английски с таким акцентом? — спрашивает она.
— Если бы вы жили здесь… — бросает он. — Тогда бы тоже привыкли…
— Жить здесь, в Америке? — спрашивает она с неожиданным для себя волнением.
— Если бы вы жили здесь вместе с вашим супругом…
Бац. Гильотина заработала. Ее нож опустился. Голова Анук отрублена. Волосы в крови. Она вытирает лицо тыльной стороной ладони.
— Вы плачете, как маленькая девочка, — замечает Стив.
Похоже, что в глазах американца она — дорогая кукла, купленная в шикарном магазине. «Да, господин. Эта кукла плачет, смеется и ходит; она еще отвечает, если ей задают вопросы… Продукт высоких технологий…» Продавщице смертельно надоела ее работа, у нее совсем другие заботы, а этот привередливый покупатель все еще тянет с покупкой. Что еще нужно этому козлу? Чтобы эта чертова кукла показала ему свою задницу? «Нет, господин, она может только ходить вперед. Заднего хода у нее нет… Это же не автомобиль, а всего-навсего кукла». Мерзавец. У него много денег. Он слишком многого хочет от куклы. «Да, господин, подарочная упаковка. Конечно, господин, за такую цену вам не завяжут коробку простым шпагатом… У нас нет шпагата, только золотая лента. Самой разной ширины».
— Как маленькая девочка… — повторяет Стив.
— Мне так хотелось кого-то любить, — говорит она.
Тем хуже! И пусть смеется над ней этот самоуверенный янки…
— В моей семье никто никого не любит. Любовь не передается по наследству. В нашей семье не любят даже собак. Однако все французы любят собак… Кроме нашей семьи…
— Было бы лучше, если бы вы говорили по-английски, — замечает Стив. — Вы все же в Америке.
Исповедываться на чужом языке? Это одновременно легко и сложно. Меньше слов и больше откровенности.
— Я бы хотела любить… — произносит она по-английски.
Фраза звучит слишком театрально. «Прежде чем ты задушишь меня, дорогой Отелло, я скажу, что люблю тебя». Почему ей на ум приходят столь неуместные слова? Какая связь между Отелло и сырным пирогом? «Я хотела бы любить» — отдает дешевой театральностью. Нет, это вовсе не Шекспир. Драма для простофиль.
— Скажите… Фред… любил ли он когда-нибудь?
Стив хохочет от всей души. Впервые перед ней он заливается таким заразительным громким смехом. Как школьник, которому удалось над кем-то подшутить. Медальон раскачивается из стороны в сторону на его груди.
— Что я могу знать о чувствах Фреда? Вы меня насмешили до слез…
— Потому что вы его лучший друг. Между друзьями не бывает секретов. Они всегда обсуждают между собой свои сердечные дела… В любом возрасте.
Ее лицо мрачнеет.
— Может случится так, что мы застанем у него какую-нибудь подружку! Его возлюбленную.
— Вы слишком много внимания уделяете Фреду, — замечает Стив.
— Потому что он, — говорит Анук, — слишком многое пережил.
Стив оставляет на прилавке несколько металлических монет.
У кафетерия останавливается несколько легковых машин. На улице небо приобретает розовый оттенок. «Время, отведенное для общения со Стивом, сокращается с каждой минутой», — с ужасом думает она.
— Я вижу по вашему взгляду, что вы хотите выпить еще одну чашечку кофе, — произносит любезным тоном Стив. — Пожалуйста, еще одну… — бросает он официанту.
Тот спускается с небес на землю. Оторвавшись от своих мыслей о вечном, он ставит перед Стивом чашку.
— Пошли, — говорит Стив.
Он ведет Анук к столику у окна. Отсюда открывается вид на заполненное машинами шоссе. Небо розовеет на глазах. Неестественным розовым цветом. Анук ищет платок. И не находит его. Нелегко, думает она, с изяществом глотать слезы, когда течет из носа.
— Возьмите салфетку, — говорит Стив. — Она бумажная.
Говорящая кукла сморкается в бумажную салфетку.
— Я немного устала… Когда устаешь, ощущаешь создавшуюся вокруг тебя пустоту.
— Я не понимаю, в чем состоят ваши проблемы? — говорит Стив. — Вы занимаетесь саморазрушением. Не так ли? Еще это называется самоедством.
— Я ничего не могу с этим поделать. У меня произошел какой-то сбой на генетическом уровне. Я себя чувствую не на своем месте. Моя семья похожа на спрута. Он сдавил меня своими щупальцами. Деньги — это всеобъемлющее зло.
Она выложит ему всю правду о своем замужестве. С усмешкой на губах и холодным взглядом.
В кафетерий входит группа людей. Семейная пара с двумя плетущимися сзади детьми и третьим карапузом, повисшим на отцовской шее. Малыш без передышки канючит: «Папик, папик, папик…»
— После аборта я словно сорвалась с цепи, — говорит Анук. — Я превратилась в дикое и неуправляемое животное. Дед умер, и никто уже не мог повлиять на меня. После трех недель, проведенных в Довиле, я вернулась в Париж…
— Что такое Довиль? — спрашивает Стив. — Это большой или маленький город?
— Это небольшой, очень уютный городок, который мой дед просто обожал. Я вернулась в Париж с одной только целью — отомстить. Мне была приятна сама мысль о мести. Все средства были хороши для меня. Я принялась следить за отцом. Мне хотелось нащупать его уязвимое место. Я знала, что он имеет одну маленькую слабость. Отцовские чувства. Вот, на чем можно было сыграть. Его собственная дочь укусит его еще хуже, чем змея. Он уже был достаточно обделен судьбой в эмоциональном плане. Всю жизнь он завидовал любовным похождениям своего отца. Мой дед был большим любителем женщин. Он никогда не жалел на них денег и покупал их с такой же легкостью, как дорогих лошадей.