Открылось послание Иакова. И он прочел:
«Корабли, как они ни велики, маленьким рулем управляются, так и язык маленький отросток, но очень много делает… Язык укротить никто не может, он полон яда. Им прославляем Бога и проклинаем человеков, созданных по образу и подобию Божию. Так не должно быть. Если ты разумен, докажи это своею кротостью. Мудрость, исходящая свыше, чиста, потому что мирна и послушлива. Плод правды в мире у тех, которые хранят мир».
– Как же я не понял, – говорил он счастливо про себя. – «Блаженны миротворцы»… Блаженна кротость и благодарность Богу… за жизнь… за дыханье… Благодарю Тебя, Господи, что напомнил мне.
С этой минуты Фуке обрел то мирное спокойствие, так озадачившее мушкетера.
С этой минуты он родился вновь.
Но если для Фуке покрытый белой поземкой пейзаж за окном был безразличен, то для д’Артаньяна он был полон скрытой угрозы. Так что, рассказывая анекдоты и сам же покатываясь со смеху, гасконец напряженно вглядывался в окно кареты.
В Гренобле д’Артаньян собирался переночевать и дать необходимый отдых узнику, своим окоченевшим мушкетерам и усталым лошадям.
Но, подъезжая к городу, уже издали д’Артаньян увидел свой авангард – нескольких всадников в мушкетерских плащах у городских ворот. Ворота были закрыты.
Оказалось, что у офицера и пятерых мушкетеров, скакавших впереди отряда (авангард обеспечивал безостановочное движение кареты с узником), потребовали какие-то особые пропуска. Так распорядился городской консул. Пропусков не было, и в город их не пустили. Окоченев от холода, они беспомощно спешились у городских ворот. Но появление ста обозленных, продрогших на ледяном ветру мушкетеров заставило караульных тотчас торопливо открыть ворота города. Гасконец поскакал к лучшей гостинице города. Он окружил ее мушкетерами, выгнал постояльцев и разместил узника в самой просторной комнате.
Выставив охрану у комнаты и вокруг гостиницы, железный гасконец поскакал в мэрию. Здесь он арестовал городского консула, отдавшего распоряжение требовать пропуска. И сам отвез в городскую тюрьму. Это возымело нужное действие.
Когда он вернулся, мушкетеры были заботливо размещены в гостинице и еда и вино для них были приготовлены в обеденной зале. Сам гасконец поместился в комнате вместе с Фуке и ночью привычно бодрствовал.
Фуке заснул тотчас каким-то безмятежным сном.
16 января вдали показался Пиньероль. Городок был окружен крепостными стенами. Несколько тюремных башен высились над городской стеной. Рядом с башнями выглядывали из-за стены высокая колокольня городского храма и покрытые веселенькой красной черепицей крыши домов.
Когда подъехали ближе, стала видна и вторая стена, окружавшая сердце городка, – те самые высокие тюремные башни.
У ворот Пиньероля д’Артаньяна поджидал отправленный им ранее шевалье Сен-Мар, так недавно лихо гарцевавший в роте мушкетеров. Теперь указом короля он был назначен комендантом Пиньероля.
Они обнялись. Гасконец конечно же испытывал угрызения совести. Хотя даже он не догадывался, что сделал несчастного Сен-Мара тюремщиком до конца его жизни.
Впрочем, все угрызения совести заглушала буйная радость, что сам он наконец-то освободился. Сен-Мар, не знавший, что его ожидает, тоже был счастлив! Для небогатого мушкетера без связей такое назначение было большим повышением по службе, воистину нежданным подарком судьбы. К тому же он расплатился с большими долгами. Их взяла на себя королевская казна. Конфисковав состояние Фуке, король был щедр к его тюремщикам.
Разместив Фуке в камере, оба мушкетера уединились в огромном кабинете начальника тюрьмы – готической зале со сводами. Здесь, наедине, д’Артаньян прочел Сен-Мару секретные инструкции короля. Инструкции были жесткие. «Его Величество предписывает вам: никто, кроме вас и назначенного вами слуги, не может переступить порог камеры осужденного. Ему запрещено общаться, устно или письменно, с кем бы то ни было. У него не должно быть ни бумаги, ни перьев, ни чернил. У него не должно быть в камере более одной книги для чтения, которую ежедневно следует проверять – каждый листочек – до и после чтения. Ему разрешено молиться Богу во время мессы и просить у Господа прощения за свои ужасные грехи. Но даже молитвы он должен возносить не в тюремной часовне, не в присутствии людей, но в особой комнате, примыкающей к его камере. Король надеется на вашу осторожность и предусмотрительность, на то, что вы будете неукоснительно следовать примеру вашего начальника г-на д’Артаньяна, который умело охранял заключенного и передает его вам целым и невредимым… Сообщать дальнейшие мои распоряжения вам будет мой военный министр. Людовик».
Д’Артаньян пару недель оставался в Пиньероле, где его торжественно принимали отцы города. Он впервые за пять лет наслаждался свободой, ему не надо было жить в камере рядом с Фуке. Городское начальство предоставило ему великолепный дом.
Вечерами его видели в трактире, ночью к его дому подъезжала карета местной веселой красотки вдовы… утаим ее имя, продолжая заботиться о чести дам былых времен. Развлекались и его мушкетеры, разобрав городских дам.
Но дни заботливый д’Артаньян проводил в пиньерольской тюрьме. Он потребовал ремонта тюремных ворот и сам участвовал в их укреплении. Камера, предназначенная Фуке, была просторна, но стены отсырели. Д’Артаньян распорядился закрыть холодные каменные стены гобеленами.
Еще находясь в Пиньероле, он вновь постарался, чтобы его заботы о суперинтенданте стали известны друзьям Фуке.
И вскоре г-жа де Севинье писала:
«Я надеюсь, что наш дорогой друг уже прибыл, но точных известий у меня нет. Известно только, что г-н д’Артаньян по-прежнему вел себя очень обходительно, снабдил его всеми необходимыми теплыми мехами для того, чтобы без неудобств перебраться через горы. Я узнала также, что он сообщил г-ну Фуке, что тому не следует падать духом и нужно мужаться, что все будет хорошо».
Гасконец совершил невозможное: своим жестким и гуманным обращением вызвал признательность беспощадного врага Фуке – короля и одновременно сторонников и друзей Фуке.
«Сообщаю вам, – написал ему в Пиньероль военный министр, – что Его Величество совершенно удовлетворен всеми вашими действиями, совершенными за время поездки».
За время пребывания в Пиньероле гасконец сумел научить своим принципам и Сен-Мара. Уже вскоре г-жа де Севинье напишет:
«Сен-Мар, к счастью, – это новый д’Артаньян, который верен королю, но человечен в обращении с тем, кого ему приходится держать под стражей».
Минули волшебные две недели, и д’Артаньян приготовился в обратный путь в Париж.
В день отъезда он зашел проститься с Фуке. Тот читал Библию – единственную книгу, которую разрешил ему иметь король, заботливо проверенную Сен-Маром.
Они обнялись. Фуке сказал:
– Поблагодарите Его Величество за разрешение иметь в камере одну книгу. Несмотря на молодой возраст, государь мудро понял: этого вполне достаточно. Ибо, слава Господу, есть такая книга, которая одна заменяет все остальные, созданные людьми. И там есть слова о будущем, которые я хотел бы передать через вас Его Величеству: «Пили, ели, женились, рожали детей… А потом пришел Потоп и погубил всех».