– А что скажешь, если попробуем достать выпить? – Сухой закон еще не был введен, так что «изюминкой» этого предложения был действовавший тогда запрет на продажу алкоголя военнослужащим.
Роуз охотно согласился.
– Я тут вспомнил, – продолжил Кей, ненадолго задумавшись, – у меня же брат!
– В Нью-Йорке?
– Да. Старик, – имелось в виду, что старший, – он тут официантом в одной забегаловке.
– Может, он нам достанет?
– Еще бы! Конечно, достанет!
– Ты уж мне поверь: я эту проклятую форму сниму прямо завтра! И никогда меня больше в нее не засунут! Я куплю себе обычный гражданский костюм.
– Еще бы! И я тоже!
Поскольку в совокупности их финансовые средства составляли сумму чуть менее пяти долларов, данное намерение можно было рассматривать лишь в качестве приятной игры слов, безобидной и утешающей. Она, однако, доставила удовольствие обоим, поскольку ее завершение последовало на высокой ноте, с гоготом и упоминанием стоявших высоко в библейских кругах персонажей, с добавлением кульминации в виде многократно повторявшихся восклицаний «Мать честная!», «Вот ведь!» и «Эт-точно!».
Единственной пищей для ума этих двоих годами служили обиженные гнусавые замечания, которыми они обменивались по поводу поддерживавшего их существование учреждения – армии, предприятия, работного дома, а также по поводу их непосредственного начальника в этом учреждении. Вплоть до сегодняшнего утра таким учреждением выступало «правительство», а непосредственным начальником – «капитан», от них они в данный момент и ускользнули, ощущая теперь легкий дискомфорт, поскольку пока еще не ощутили на себе чьи-нибудь новые вожжи. Им было неуютно, чувствовали они себя неуверенно и озлобленно. Все это они маскировали, притворяясь, что испытывают долгожданное облегчение от того, что расстались с армией, убеждая друг друга в том, что военная дисциплина теперь никогда уже не будет сковывать их неподатливые и свободолюбивые души. Но на самом деле даже тюрьма показалась бы им домом родным, в отличие от этой вновь обретенной и несомненной свободы.
Неожиданно Кей прибавил шагу. Роуз, проследив за его взглядом, увидел толпу, собиравшуюся ярдах в пятидесяти дальше по улице. Кей фыркнул и побежал в направлении толпы; Роуз тоже фыркнул, и его коротенькие кривые ножки поспешили за длинными, неуклюжими ногами приятеля.
Достигнув края толпы, они немедленно влились в нее. Толпа состояла из плохо одетых гражданских, из которых некоторые были пьяны, а также из солдат различных подразделений и различной же степени трезвости; все толпились вокруг жестикулировавшего низенького еврея с длинными черными усами, размахивавшего руками и возбужденно разглагольствовавшего рублеными фразами. Кей и Роуз, протиснувшись почти в самый партер, стали внимательно и с подозрением разглядывать говоруна, а слова стали понемногу проникать в их рудиментарные мозги.
– Что получили вы от войны? – яростно вопил он. – Оглянитесь, посмотрите! Вы богаты? Вам что, хотя бы обещали заплатить? – Нет! Вам еще повезло, если вы остались в живых и у вас есть обе ноги! Вам повезло, если вы вернулись, а ваша жена не смылась с каким-нибудь парнем, у которого хватило денег откупиться от службы! Вот в чем ваше счастье! Кто, кроме Джей Пи Моргана и Джона Ди Рокфеллера, получил от войны хоть что-то, а?
В этот момент речь еврейчика прервал враждебный кулак, ударивший прямо в бородатый подбородок, после чего оратор опрокинулся назад и растянулся на брусчатке.
– Проклятые большевики! – воскликнул нанесший удар огромный солдат, бывший кузнец. Послышался одобрительный гул, толпа сомкнулась теснее.
Еврей, пошатнувшись, встал, но тут же снова упал от полудюжины других кулаков. После этого он так и остался лежать, тяжело дыша; с его рассеченных снаружи и внутри губ сочилась кровь.
Послышались беспорядочные вопли, и минуту спустя Кей и Роуз обнаружили, что движутся по Шестой авеню в беспорядочно толкающейся толпе под руководством тощего гражданского в мягкой фетровой шляпе с широкими полями и дюжего солдата, столь бесцеремонно прервавшего выступление. Толпа чудесным образом разрослась до внушительных размеров, а на тротуарах образовался поток более-менее сочувствующих граждан, выражавших свою моральную поддержку периодическими «Ура!».
– Куда мы идем? – проорал Кей шагавшему рядом мужчине.
Сосед указал на лидера в фетровой шляпе:
– Этот парень знает, где они собрались! Мы им покажем!
– Мы им сейчас покажем! – с удовольствием прошептал Кей Роузу, который восхищенно повторил эту фразу человеку, шедшему сбоку.
Все дальше по Шестой авеню тянулась процессия, к которой то тут, то там присоединялись солдаты и моряки, а время от времени и гражданские, вливавшиеся в толпу с неизменным воплем, что и они тоже только что из армии, будто вручая таким образом визитку для вступления в свежеиспеченный клуб спортсменов-охотников.
Затем на перекрестке процессия свернула и направилась на Пятую авеню, и по толпе пошло из уст в уста, что они идут на митинг красных, на площадь у Талливер-холла.
– А это где?
Вопрос пошел вперед по цепочке, и через некоторое время пришел ответ. Талливер-холл находится на 10-й улице. Были и другие солдаты, собиравшиеся не упустить драку, и они уже были там!
Но 10-я улица звучала как нечто далекое, поэтому при этой новости раздался гул недовольства, и десятки людей стали выбывать из толпы. Среди них были Роуз и Кей, перешедшие на неторопливый шаг и предоставившие идти дальше тем, кто обладал большим энтузиазмом.
– Я бы лучше выпил, – произнес Кей, когда они остановились и пошли к тротуару под крики «Окопные крысы!» и «Дезертиры!».
– Твой брат работает где-то недалеко отсюда? – спросил Роуз тоном опускающегося с небес на землю.
– Наверное, – ответил Кей. – Я его пару лет не видел. Я же в Пенсильвании жил. Может, он уже и по вечерам не работает. Это где-то здесь. Он нам достанет, если он на работе.
Побродив по улице пару минут, они нашли место: дрянной маленький ресторанчик в квартале между Пятой авеню и Бродвеем. Кей пошел внутрь спросить своего брата Джорджа, а Роуз остался ждать на улице.
– Он тут больше не работает, – сказал Кей, выйдя обратно. – Он теперь официант в «Дельмонико».
Роуз глубокомысленно кивнул, будто ожидал чего-то подобного. Не стоит удивляться, если способный человек изредка меняет работу. Знавал он одного официанта… И далее на всю дорогу затянулась продолжительная дискуссия о том, зарабатывают ли официанты на чаевых больше, чем получают жалованья? Решили, что это зависит от социального статуса заведения, в котором трудится официант. После обмена живописными описаниями миллионеров, ужинающих в «Дельмонико» и разбрасывающих пятидесятидолларовые бумажки после первой же бутылки шампанского, оба подумали про себя, что хорошо бы стать официантом… А за узким лбом Кея угнездилось решение попросить брата пристроить его на работу.