– Не рано? – спросил Дэн охрипшим голосом и кашлянул, прочищая горло.

– В самый раз. Не увидишь, как время пролетит.

Дэн опустил глаза, чувствуя себя растерянным и встревоженным.

– И что ты надумала?

– Диана. Назовем ее Дианой.

– Ее?

– Если будет девочка. Ты не против?

Дэн пожал плечами.

– А с мальчиком я еще не определилась.

Дэн покачнулся. В сердце точно вогнали тупой ржавый нож, и рана открылась. Глухая, тяжелая боль поднялась из глубины души, резанула по глазам, камнем легла на грудь: ни вдохнуть, ни выдохнуть. Кожа вмиг покрылась холодной испариной, озноб прокатился по телу. Дрожа весь с головы до ног, Дэн вытащил девочку из убогих вонючих тряпок – она безвольно обвисла у него в руках. Малышке было не больше четырех, и весила она как пушинка. Футболка и широкие мешковатые штаны были перепачканы чем-то темным, подсохшим, местами еще липким. Ладошки перевязаны рваным тряпьем.

– Потерпи, – прошептал Дэн, прижимая девочку к себе. – Все будет хорошо.

Я вытащу тебя. Обещаю, Рута, вытащу.

Пошатываясь, точно в бреду, он вышел из помещения через решетчатую дверь.

– Денис? – один взгляд на Дэна, и у Матвеева вытянулось лицо. – Это… он там., не шевелится… – Парень мотнул головой, указывая через плечо за поворот.

– Сейчас зашевелится, – пообещал Дэн, и прозвучало в этом обещании что-то такое, отчего Матвеев вздрогнул. Глаза Дэна, потухшие, словно омертвевшие, выгоревшие, настораживали: с такими глазами идут не разговаривать, не просить сдаться. С такими глазами идут убивать.

– Денис, – пробормотал Матвеев, соображая, что в его голосе проступили противные нотки отчаяния и страха. – Я думаю, нужно вызвать подмогу. Ну, то есть сообщить в Орден по всем правилам, по инструкции. А то ведь привяжутся потом, объяснительными замучают или, того хуже, по судам затаскают.

– Забирай девочку и иди к выходу, – Дэн словно не слышал. Перевалил тело со своих рук ему на руки. Перехватил эффектную полусферу магического щита. – У тебя телефон есть? Вызови «скорую».

– Но…

– Живо! Я прикрою.

Матвеев неуверенно попятился.

– Вон отсюда! – заорал Дэн, и его голос, полный дикой, первобытной, неконтролируемой ярости, прогремел на все подземелье, отразился от стен. Огромное многоэтажное здание содрогнулось, затряслось и загудело. Матвеев почувствовал, как концентрируется вокруг чудовищная, порожденная нечеловеческой болью магическая сила, как она пронизывает пространство, и оно начинает мерцать, звенеть и вибрировать, и не завидовал черному магу, притаившемуся в тупике подвала, ох как не завидовал! На душе отчего-то было противно… ах да, это ведь он привел сюда Гордеева, и он был не в состоянии остановить его, а значит, на нем лежала львиная доля ответственности за то, что тот собирался сделать.

Уже выбираясь из люка в подвал, Матвеев услышал, как внизу что-то грохнуло. Здание застонало. Маг крепче прижал к себе ребенка, разрываясь между желанием вернуться и чувством долга – малышка могла и умереть.

Снова грохнуло, а потом воцарилась тишина. Почудилось, будто снизу донесся душераздирающий визг, но с тем же успехом это могло быть… что-нибудь другое. От страха волосы встали дыбом, и, натыкаясь на углы и обломки мебели, сдавленно чертыхаясь, Матвеев бросился к выходу из жуткого подвала. Воздуха не хватало, острая вонь плесени, крови и смерти била в ноздри.

Наконец впереди замаячил серый прямоугольник распахнутой двери, и он с неимоверным облегчением выбрался наружу, в холодную, ветреную осень. Поднялся по бетонной лестнице, подставляя лицо под мелкий дождик – отродясь не пробовал ничего вкуснее этих ледяных капель, стекавших по пересохшим губам в рот!

Не успел он отдышаться, как сзади послышались шаги. Дэн, щурясь, взошел по ступенькам. Пригладил ладонями растрепанные темные волосы, сцепил пальцы на затылке, уставившись себе под ноги. Невысокий, худощавый, нездорово бледный. Не может быть, чтобы он за несколько минут одолел черного мага!

Матвеев перехватил свою ношу поудобнее.

– Денис?

– Да? – Юноша поднял брови, словно очнувшись.

– Ты… тот маг…

– Он сопротивлялся, – отрешенно сказал Дэн.

– И ты… – Матвеев сглотнул. – Может, нужно врача вызвать?

– Зачем? Я же говорю: он сопротивлялся, – Дэн резким движением расстегнул молнию на толстовке, взгляд у него так и не стад, осмысленным. – Позвони в «скорую».

Я сам свяжусь с Орденом. Хотя маги и так с минуты на минуту будут здесь.

– Уверен, что тебе не нужна помощь?

– Мне? – удивился Дэн. – Не тяни время.

– Ладно, – Матвеев кивнул, поискал взглядом, куда бы пристроить уже начавшее оттягивать ему руки тело малышки. В конце концов, уложил ее прямо на землю – хуже уже не будет – и торопливо нашарил в куртке сотовый телефон.

Засунув руки в карманы, Дэн постоял еще минуту, вдыхая пропитанный ностальгией и бесприютной тоской воздух. А потом медленно пошел между рядами контейнеров к проволочной ограде.

Печать на ладони погасла.

Глава 3

В этом сне все было неправильно. Дождливый вечер, расквашенный и размытый, точно кто-то там, на небесах, взял здоровенную акварельную кисть и перемешал природные краски в угрюмую, беспросветную серую муть с коричневыми подпалинами. Оранжевые языки огня за каминной решеткой и духота, тяжелая, теплая влажность, противная горячая испарина, выступающая на коже, мечущиеся по углам тени, скрип деревянных ступеней, призрачные голоса – слов совсем не разобрать. И водоворот чужеродной магии, и брызги крови на стене, и страх – такой, какого Ева не испытывала ни разу в жизни, даже после смерти мамы. А еще имя…

– Дэн.

Искаженное ужасом, зеленовато-бледное острое лицо склонилось над ним, к вспотевшему лбу прилипла паутинка светлых волос.

– Гордеев, – совсем слабо прошептал голос. – Ну, ладно тебе, не прикидывайся… Черт тебя дери, ты стеклянный, что ли? Ты же не умер?

Сколько крови…

– Скажи мне, что это снова Мефисто! Скажи, что это не твоя кровь!

Задыхаясь, захлебываясь слезами, Ева проснулась – вырвалась из этого тошнотворного, едкого точно желчь кошмара. Распахнула глаза в кромешный мрак комнаты, дрожащей рукой нащупала на стене выключатель и зажмурилась, когда прямо над изголовьем вспыхнул ночник. В голове гулкими ударами церковных колоколов билась боль, ударялась в один висок, затем в другой, и обратно – и не было этому конца. К горлу волнами подкатывала тошнота.