Book.

В проводники – или вернее будет сказать «в конвоиры»? – ему достались двое турайдских монахов: оба до пят закутанные в черные рясы, оба светловолосые и коротко стриженные, оба нездорово бледные и абсолютно безэмоциональные. Прямо двое из ларца, одинаковых с лица.

В фойе Ордена к ним присоединились Савицкий и Свердлов. Первый сочувственно улыбался, избегая смотреть в глаза, второй выглядел виноватым: именно Антон вчера «увидел» происходящее на заброшенном складе, и именно он сообщил дежурному отряду о том, что произошла драка. Прибывшие на место происшествия маги недолго думая Дэна арестовали и отправили в Турайдские катакомбы, где он провел далеко не лучшую ночь в своей жизни. Не зря тамошних магов называли изуверами: свою любовь к инквизиторским временам они пронесли сквозь столетия. Нет, разумеется, пыток Дэну никто не устраивал: на дыбе не растягивал и иглы под ногти не загонял, однако камера предварительного заключения – каменная клетушка два на два метра, да еще два метра в высоту, – выглядела весьма многообещающе.

– Ну что, – заговорил Антон, когда вся процессия направилась к выходу из фойе, – как спалось?

– Бывало и лучше, – признался Дэн, пожимая плечами.

– Я слышал, – грузно переваливаясь с ноги на ногу и тяжело дыша проговорил Антон, а затем понизил голос, – у них там, в подземельях, – он бросил быстрый взгляд через плечо: братья-монахи дышали в затылок, – инквизиторский антураж. Ты дыбу видел?

– Дыба – это перекладина с веревкой, – удивленно заметил Дэн. – Заводят тебе руки за спину, связывают и вздергивают. Чего тут видеть-то?

– Ну, бывает и другая, – смутился Антон. – Когда лежа растягивают. Про изуверов столько всякого рассказывают.

– Врут, – равнодушно сказал Дэн.

– Сомневаюсь.

– Брось, Тош, пытки давно отменили как антигуманное средство дознания. К тому же изуверы – не инквизиторы. Они всего лишь монахи, взявшие на себя обязательства по содержанию тюрьмы для магов. Мрачные легенды им на руку: ужастики внушают страх и уважение – некоторых это дисциплинирует.

– Значит, никаких каменных колодцев с решетками? – разочарованно спросил Антон. – А ребята после инспекций рассказывали…

– Ну, место не из приятных: электричества нет, холод собачий, спать пришлось прямо на полу, здесь же в углу и туалет в виде… угла, – Дэн поморщился, прикидывая, сколько человек до него выбирали в этой камере совсем не тот угол, и больше всего на свете желая переодеться. – Может, там есть и другие камеры, может, даже колодцы – я не видел.

Антон кивнул и больше вопросов не задавал.

– Я думал, меня на допрос вызвали, – осторожно заметил Дэн, когда в следующем зале монахи ненавязчиво развернули его совсем не к той лестнице. Эта была широкая, спиралью уводила вверх, и возле входа на стене имела внушительную деревянную табличку с надписью:

Магистрат

Канцелярия

(3-й этаж)

Приемный день – четверг, с 9:00 до 16:00.

– Приказ сверху, – отозвался молчавший до этого Артем. – Петр уже час как там, и не похоже, что собирается возвращаться.

Ступеньки замелькали под ногами.

– Да, Дэн, – Савицкий сделал вид, будто внезапно опомнился. – У нас еще приказ снять с тебя браслеты.

Вообще-то, браслеты с него уже снимали – пришлось расстаться с ними на ночь, – а затем вернули, потому что Арку по-другому не миновать, будь у тебя хоть тысяча печатей. Ходили, правда, легенды о неких «пустых» печатях, с которыми якобы можно пройти через Арку – и затеряться в пространстве навсегда. Но многие считали это сказками.

– Прямо сейчас?

– «По прибытии», – процитировал Артем.

Дэн остановился, неторопливо задирая рукава толстовки вместе с манжетами рубашки. Протянул руки Савицкому.

– Ну что за демонстрация оскорбленного самолюбия, – недовольно проворчал тот, с видимым усилием разжимая одно плоское металлическое кольцо, затем другое.

– Не потеряй, – предупредил Дэн. – Они мне еще пригодятся.

Он потер правое запястье, на котором отчетливо виднелся опоясывающий красный след, и одернул рукава.

Они миновали два этажа, прежде чем лестница наконец прекратила извиваться и уперлась в широкий коридор. Стены здесь были отделаны гладкими, блестящими пластинками полированного дерева, пол выстилал потемневший от времени паркет, а в нишах по обе стороны на постаментах возвышались каменные статуи: страшные слепые горгульи и крылатые гарпии. Зал канцелярии остался позади, коридор повернул направо и, минуя зал Совета и кабинет секретарей, устремился к массивной деревянной двери, тяжелой и неприступной на вид.

– Ты войдешь один, – прошелестел один из сопровождающих монахов – Дэн так и не понял который.

В следующий миг он очутился перед кабинетом Магистра. И, взявшись за крупное металлическое кольцо на двери, не испытал ничего. Совсем ничего. Ни страха, ни волнения, ни даже самого легкого любопытства. Бывать в Магистрате доводилось нечасто – по пальцам одной руки можно пересчитать те разы, когда Магистр удостаивал его своей аудиенции: расспрашивал об Интернате, о восхождении, о силе, о том, насколько хорошо Дэн помнит историю, и еще о каких-то странных, бессмысленных мелочах. Он списывал эти вынужденные посещения на причуды старика, который в прошлом году отпраздновал двухсотлетие и так загостился на этом свете, что не знал, чем себя развлечь.

Трое человек уставились на Дэна, лишь только он шагнул через порог, оставив провожатых в коридоре. Кажется, его появление прервало неловкое, затянувшееся молчание.

Леонид Захарович Зорин, он же Магистр, стоял у огромного камина, занимавшего стену слева от письменного стола. Сверху над камином и по бокам от него тянулись книжные полки, расцвеченные корешками бесчисленных томов. Магистр держал руку на каминной полке, и Дэн мог поклясться: по его широкому лицу скользнула тень улыбки – несколько неуместной при сложившихся обстоятельствах.

Возле стола, опершись на высоченную стопку книг в золоченых переплетах, пристроился Илмар Барон – низенький, жилистый, суховатый и седой, как лунь. Его физиономия не выражала ничего. Бордовый плащ был ему явно великоват и волочился по полу, а брошь с бриллиантом кричала неуместной роскошью, но, сколько Дэн помнил, он всегда появлялся в резиденции исключительно в таком виде.

Единственным, кто явно нервничал и не собирался этого скрывать, оказался Петр Алексеенков. Завидев Дэна, тот вскочил с кресла, но, видимо, вовремя сообразил, до чего нелепо выглядит, поэтому напустил на себя сердитый вид и скрестил руки, сунув ладони под мышки.