Распорядительница хотела уже идти дальше, как снерг вдруг заговорил на универсальном языке, посылая соответствующие образы.
– Я знаком с вашими произведениями, – сказал он. – Вполне достойные вещи, вы, несомненно, прекрасно разбираетесь в тончайших деталях вдохновения и выброса эмоций. Я с удовольствием восприму ваше сегодняшнее выступление…
– Спасибо, Величайший! – сипло выдавил Лю-Пен. Похоже, он был так сильно впечатлен комплиментом, что даже ответил. До этого он так себя не вел.
После встречи с высшим снергом уже ничего не могло удивить. Распорядительница их все вела и вела по залу, представляя все новым и новым гостям. Многие признавались Лю-Пену в любви, от чего тот кривился, и почти все восхищались Пусей, что приводило в восторг и ее хозяина. За пару часов они познакомились, наверное, с сотней гостей. Какие только наряды им не попадались. Какие только слуги и звери не встречались, но, что удивительно, несмотря на сравнительную простоту одежды и обыденность внешности, все восхищались Пусей. Кто-то даже успел переодеть своих прислужников в похожие платья.
– Ну что я говорил?! – Лю-Пен был доволен. – Ты звезда, Пуся. А после выступления все будут восхищаться тобой еще больше. Кстати, давай закругляться, пора нам уже к нему готовиться. Эй, Сеталь, – обратился он к распорядительнице. – Нам нужно готовиться к выступлению, проводите нас.
– Конечно, – кивнула та и повела их за собой. – Выступление начнется через десять минут. Сцена еще невидима, так что можете проверить настройки харанхора.
Перед ними парил огромный куб с прозрачными, подернутыми легкой дымкой стенами. Это и был харанхор или по-другому – звуковой куб – тот самый музыкальный инструмент, на котором Лю-Пен планировал сегодня выступать.
Беспрепятственно пройдя сквозь стены, он встал в самый центр куба и начал проверять его настройки. Подняв правую руку в сторону и резко сжав ее в кулак, Лю-Пен дернул ее на себя. Раздался оглушительный грохот, как раскат грома. Снова вытянув руку в сторону, он начал поворачивать кисть и вслед за его движениями потянулась легкая мелодия. Подняв вторую руку, он вытянул пальцы вперед и начал ими перебирать – повторяя за движениями пальцев, харанхор начал выдавать набор звуков разной высоты и тембра.
Бах! К текущему набору звуков присоединилось новые. Лю-Пен не шевелился, а значит, эту мелодию он создал, действуя на куб ментально. Глаза музыканта закрылись, руки начали описывать круги и восьмерки, постепенно подключились плечи, ноги и голова – он играл на кубе, двигая всем своим телом и воздействуя на него ментальной энергией.
У них еще не было репетиций на харанхоре, лишь только в приближенных условиях, но Старшая знала, что справится – она сможет танцевать под музыку хозяина при меняющейся по желанию гравитации.
– Замечательный инструмент, – сказал Лю-Пен, остановившись. – Заходи, Пуся, пора начинать выступление.
Старшая прошла внутрь и сразу поняла, что здесь ее гравитация подчиняется только ей. Приказав себе идти прямо вперед, она подошла к Лю-Пену и развернулась к нему спиной.
Они стояли рядом друг с другом – маленькая девочка-человек с бледной кожей и в белоснежном платье, и возвышающийся над ней высокий арт-вульфонд, в черном с темно-зелеными вставками камзоле, подчеркивающем его сине-серое лицо.
Дымка невидимости рассеялась. Они стояли внутри звукового куба, появившегося в центре зала, наполненного тысячими гостей – одних из самых влиятельных персон во вселенной.
Все они обратили свое внимание на сцену. Выступление началось.
Музыканты замерли неподвижно, стоя в центре куба с закрытыми глазами. В зале повисла абсолютная тишина. Вдруг, Лю-Пен резко открыл глаза и поднял голову вверх. Куб начал издавать легкую, едва слышную, леденящую душу, мелодию. Лю-Пен стал медленно поднимать руки в стороны – к мелодии добавились новые ноты, завораживая и одновременно будоража слушателей. Громкость медленно увеличивалась, темп постепенно нарастал по мере того, как руки музыканта поднимались. И в тот самый момент, когда они оказались полностью разведёнными в стороны, Лю-Пен прогнул свое тело назад, выпятив грудь вперед. Это движение вызвало новый резкий звук, как грохот десятка барабанов, он заполонил все пространство вокруг, но при этом не подавил основную мелодию, а очень гармонично в нее вписался.
Б-б-бум – новая волна барабанов и изогнутое тело музыканта начинает отрываться от пола, поднимаясь выше и выше. Глаза его снова закрыты, голова опрокинута назад и, по мере его подъема, темп мелодии нарастает и ускоряется.
Вдруг подъем прекращается. Лю-Пен открывает глаза, выпрямляется и начинает опускать руки по швам. Мелодия стихает и в воздух начинает подниматься Старшая.
Сначала она неподвижна, но постепенно тело ее начинает извиваться вслед за мелодией. Лю-Пен снова поднимает руки вверх и начинает дирижировать – куб четко исполняет его команды, наполняя пространство изысканными, великолепными звуками. Старшая начинает кружиться и танцевать, дополняя своими движениями музыку. Ее движения настолько точны и утончены, что невозможно представить их отдельное существование без звучавшей мелодии. Ее па, словно ноты, а танец, как ведущий инструмент в огромном оркестре, вёл и раскрывал композицию великого музыкального творца. Это была сказка, сон, транс. Никто в зале и думать не мог ни о чем другом, кроме как о творившемся на сцене. И когда казалось уже, что самые вершины идеала достигнуты, Лю-Пен запел.
Его голос врывался в самые изощренные и закрытые сознания и сквозь пробитые музыкой бреши проникал в тело, цеплял за тончайшие нити души, закреплялся на всех уровнях нервной системы. От этого можно было сойти с ума. Организм не знал, как справиться с нахлынувшими эмоциями. Кричать, плакать, смеяться – хотелось все и сразу. Но осознание этого пришло лишь, когда голос маэстро смолк, музыка остановилась и исполнители снова, как и в начале, замерли на месте. Только после этого зрители смогли прийти в себя и осознать величие увиденного и изысканность услышанного.
Аплодисменты раздались не сразу. Гости по очереди приходили в себя и начинали аплодировать. Постепенно волна оваций нарастала, пока не превратилась в бурлящий океан восхищения.
Лю-Пен взял свою Пусю за руку и повел в зал. Харанхор исчез за их спинами сразу, как только они его покинули, но никто этого и не заметил. Все внимание оказалось привлечено к великому музыканту и его портеже-муан. Повсюду слышались комплименты о гениальности первого и грациозности второй. Старшая знала, им не льстят, она сама была потрясена выступлением и прекрасно знала об уникальности танца, поставленного для нее лучшими хореографами. То, чему их учили подручные Длинного, не шло ни в какое сравнение с учениями великих мастеров. Иногда, во время своего обучения, передаваемые ей знания и умения настолько увлекали ее, что заставляли на время забыть об истинной цели пребывания здесь.
Крики оваций не прекращались даже когда появилась новая сцена с распорядителем на ней. Он безуспешно пытался привлечь внимание и получилось у него это только с пятой или шестой попытки.