Вероятно, он был пьян.
– Я понимаю, что перехожу за рамки дозволенного…
– Бога ради, старший инспектор.
– …но это далеко не ординарная ситуация. Вы человек важный.
– А Брайан – нет?
– Конечно, он важный. Но он еще и преступник, отсидевший срок. Молодой человек, который злоупотреблял наркотиками и алкоголем, сел за руль в пьяном виде и убил маленькую девочку.
– Что вам известно о том случае?
– Я знаю, что он признал свою вину. Я слышал об этом деле. И я знаю, что он получил срок и отсидел его.
Они молча шли вокруг деревенского луга. Дождь предыдущего дня поднимался туманом, по мере того как утро разогревало землю. Было еще рано. Бóльшая часть жителей продолжала спать. Двигались только туман и двое мужчин, гуляющих вокруг луга, трех сосен в центре и скамейки, на которой сидели Брайан и Рут.
– Маленькая девочка, которую он убил, была моей внучкой.
Гамаш остановился:
– Вашей внучкой?
Тьерри тоже остановился и кивнул:
– Ее звали Эме. Ей было четыре года. А теперь, если бы этого не случилось, исполнилось бы двенадцать. Брайан отправился в тюрьму на пять лет. Освободившись, он первым делом пришел к нашему дому и стал просить прощения. Мы, конечно, не приняли его извинений. Сказали, чтобы он убирался. Но он возвращался и возвращался. Косил газон у моей дочери, мыл их машину. Боюсь, семья избавилась от немалой части рутинной работы. Я сильно пил, и проку от меня было мало. И тут Брайан стал делать все это. Он приходил раз в неделю, делал работу по дому для моей дочери и для меня. Он все время молчал. Делал работу и уходил.
Тьерри снова двинулся вперед, и Гамаш поспешил за ним.
– В один прекрасный день, приблизительно год спустя, он начал говорить мне о своем пьянстве. О том, как он пил и что чувствовал. Я чувствовал то же самое. Но я, конечно, не признавал этого. Не хотел признавать, что у меня есть что-то общее с этим ужасным существом. Но Брайан знал. Потом как-то раз он пригласил меня прокатиться, и мы приехали в АА. Это было мое первое собрание в обществе.
Они снова оказались у скамьи.
– Он спас мне жизнь. Я бы с удовольствием променял мою жизнь на жизнь Эме. Я знаю, что и Брайан чувствовал то же самое. Когда я прожил несколько месяцев без алкоголя, он снова приехал ко мне и попросил прощения.
Тьерри остановился.
– И тогда я простил его.
– Клара, нет. Прошу тебя.
Питер стоял в их спальне в одних трусах.
Клара посмотрела на него. На красивом теле Питера не было ни одного места, к которому она не прикасалась бы. Которое не ласкала бы. Не любила бы.
И продолжала любить до сих пор. Но дело было не в его теле. И не в его разуме. А в его сердце.
– Ты должен уехать, – сказала она.
– Но почему? Я стараюсь изо всех сил. Правда.
– Я это знаю, Питер. Но нам нужно какое-то время пожить раздельно. Мы должны оба понять, что для нас важно. Я знаю, я должна понять это для себя. Может быть, тогда мы станем больше ценить то, что имеем.
– Но я и без того ценю, – взмолился Питер.
Он в панике огляделся. Мысль об отъезде приводила его в ужас. Оставить эту комнату. Этот дом. Друзей. Деревню. Клару.
Поехать по этой дороге на холм. Из Трех Сосен.
И куда? Разве есть места лучше этого?
– «Ах, нет, нет, нет», – простонал он.
Но он знал, что если Клара хочет этого, то он должен это сделать. Должен уехать.
– Всего на год, – сказала Клара.
– Ты обещаешь? – спросил он, вперившись в нее сверкающими глазами.
Он и моргнуть-то боялся, потому что это могло нарушить контакт между ними.
– На следующий год ровно в этот день, – сказала Клара.
– Я вернусь домой, – сказал Питер.
– И я буду ждать тебя. Мы сделаем барбекю. Для нас двоих. Стейки. С молодой спаржей. И с французскими батонами из пекарни Сары.
– Я куплю бутылку красного вина, – сказал он. – И Рут мы не будем приглашать.
– Мы никого не станем приглашать, – согласилась Клара.
– Только мы вдвоем.
– Только мы вдвоем, – сказала она.
После этого Питер оделся; все его вещи уместились в одном-единственном чемодане.
Из окна своего номера Жан Ги Бовуар видел шефа, который медленно шел к машине. Он знал, что ему нужно поспешить, чтобы не заставлять Гамаша ждать, но сначала он должен был сделать одно дело.
Он знал, что пришло время это сделать.
Он встал, принял таблетку, позавтракал и понял, что настал его день.
Питер сунул чемодан в машину. Клара стояла рядом.
Питер чувствовал, что, как это ни мучительно, он готов поведать ей правду.
– Я должен сказать тебе кое-что.
– Разве мы сказали друг другу недостаточно? – спросила она в изнеможении.
Она всю ночь не спала. Электричество неожиданно включили в половине третьего, а она до этого времени так и не смыкала глаз. Она выключила свет, сходила в ванную и забралась в постель.
Увидела, что Питер спит. Увидела, как он дышит, вдавив щеку в подушку. Его длинные ресницы были сомкнуты. Руки расслаблены.
Она разглядывала его лицо. Красивое тело, которое и в его возрасте – за пятьдесят – не утратило привлекательности.
И вот настал момент расставания.
– Нет, я должен сказать тебе кое-что, – проговорил он.
Она смотрела на него, ждала.
– Я сожалею о той рецензии, что Лилиан написала тогда в колледже.
– Зачем говорить об этом сейчас? – недоуменно спросила Клара.
– Дело в том, что я стоял рядом с ней, когда мы разглядывали твои работы, и я думаю, я…
– Да? – настороженно спросила Клара.
– Я должен был сказать, что это прекрасные картины. Ну, то есть я сказал ей, что ты мне нравишься как художник, но я думаю, что мог бы выразиться яснее.
Клара улыбнулась:
– Лилиан – это Лилиан. Ты не мог ее изменить. Можешь об этом не беспокоиться.
Она взяла Питера за руки, легонько потерла их, потом поцеловала его в губы.
И оставила его. Прошла через калитку, по тропинке, к двери.
Перед тем как дверь закрылась, Питер вспомнил что-то еще.
– «Воскрешение! – прокричал он. – Надежда поселяется среди современных мастеров!»