Немногочисленные вещи русского джентльмена были весьма быстро уложены в чемодан, и все проводили его на станцию. Когда же он отбыл, мама сказала старому джентльмену:
– Просто не знаю, как мне вас благодарить за все. Я получила огромное удовольствие от знакомства с вами. Но так как живем мы уединенно и тихо, мне очень жаль, что я не имею возможности снова просить вас нанести нам визит.
Детей поразили ее слова, и они глубоко задумались. Им-то самим, обретя столь верного старшего друга, как раз очень хотелось, чтобы он вновь наносил им визиты, и чем чаще, тем лучше.
Какие мысли возникли по сему поводу у старого джентльмена, дети не знали. Они только слышали, что он ответил:
– Я расцениваю как большую свою удачу, мадам, что удостоился чести однажды быть принятым в вашем доме.
– Ах, – выдохнула мама. – Я, вероятно, кажусь вам невежливой и неблагодарной, но…
– Вы никогда не покажетесь мне никем, кроме полной очарования и любезности леди, – с поклоном перебил ее он.
И когда они повернулись, чтобы пуститься вверх по холму, Бобби увидела ее лицо.
– Ты, наверное, очень устала, мама. Обопрись на меня.
– Это моя, а не твоя обязанность предложить маме руку, – запротестовал Питер. – В отсутствие папы я здесь глава семьи.
– Как же все здорово! – разрезвилась и прыгала Филлис. – Ты только, мама, представь, с какой радостью наш милый русский обнимает свою давно утерянную жену! А ребенок его, должно быть, сильно подрос с тех пор, как они виделись в последний раз.
– Да, – коротко подтвердила мама.
– Интересно, а папа тоже удивится, как я выросла? – еще резвее запрыгала Филлис. – Я ведь уже подросла, правда, мама?
– Да. О, да, – отозвалась она.
И Бобби с Питером ощутили, как сжались у нее пальцы на их руках.
– Бедная мамочка, ты и правда устала, – тут же отреагировал Питер.
А Бобби вдруг крикнула:
– Ну-ка, Фил, бежим наперегонки до калитки!
И первой помчалась, хотя совершенно на самом деле этого не хотела. Но вам же понятно, почему она так поступила. А вот маме показалось, что Бобби просто наскучило идти медленно. Потому что даже мамы, при всей любви к нам, не всегда понимают причину наших поступков.
– И какая же славненькая на вас брошечка, мисс, – залюбовался носильщик Перкс. – Я прям и не знаю: ну, вылитый лютик, хоть и не из лютика совсем сделанный.
– Ну да, – польстило и взволновало его одобрение Бобби. – Я сама всегда думала, что она больше похожа на лютик, чем даже сам настоящий лютик. И я никогда даже не мечтала, что она станет моей собственной, пока мама не подарила ее мне на день рождения.
– Ой, а у тебя был день рождения? – спросил с таким видом Перкс, словно он есть не у всех, а лишь у немногих избранников судьбы.
– Был, – подтвердила Бобби. – А у вас, мистер Перкс, когда день рождения?
Дети пили вместе с ним чай в комнате для носильщиков среди ламп и железнодорожных календарей. Они захватили из дома чашки и пирожки с вареньем, а он заварил чай в жестяной банке, и всем было очень уютно, а Питер, Бобби и Филлис к тому же ощущали себя причастными к тайной жизни носильщиков, которая скрыта от глаз прочих смертных.
– Мой день рождения? – меланхолично переспросил Перкс, наливая темно-коричневую заварку из банки в чашку Питера. – Да я прекратил обращать на него внимание еще до того, как вы родились.
– Но вы же все-таки должны были когда-то родиться, – задумчиво проговорила Филлис. – Даже если это случилось двадцать, тридцать, шестьдесят или семьдесят лет назад.
– Ну, не так уж давно, мисси, – ухмыльнулся Перкс. – Если уж вы и вправду хотите знать, это случилось тридцать два года назад пятнадцатого числа аккурат сего месяца.
– А почему же тогда вы прекратили обращать внимание? – задала новый вопрос Филлис.
– У меня есть другое, на что его обращать вместо всяких там дней рождения, – бросил он.
– Ой, а на что? – оживилась Филлис. – На какие-то тайны? Или на кроликов?
– Нет, – отвечал ей Перкс. – На супругу и на потомство.
После этого разговора дети сперва глубоко задумались, а потом начали обсуждать. Перкса они считали лучшим из всех друзей, которых им здесь удалось обрести. Может, конечно, он был не столь импозантным, как начальник станции, зато отличался большей доступностью, не мог потягаться влиятельностью со старым джентльменом, зато не знал себе равных в задушевных и доверительных разговорах.
– Мне кажется, просто ужасно, если совсем никто не помнит его дня рождения, – с большим сожалением проговорила Бобби. – Но мы-то с вами разве не можем что-нибудь сделать?
– Давайте пойдем на мост над каналом и там как следует обмозгуем это, – предложил Питер. – Мне сегодня как раз почтальон подарил отличную леску для удочки. Это он в благодарность за букет роз, который я ему дал для его любимой, потому что она заболела.
– Мог бы тогда просто так послать ей цветы, без обмена, – с укором глянула на него Бобби.
– А между прочим, он так и сделал, – торопливо проговорила Филлис. – Как только мы с ним услышали, что она заболела, сразу собрали для нее розы и потом дождались почтальона возле калитки. Это было, когда ты поджаривала тосты к завтраку. А он нам несколько раз сказал «спасибо за розы», гораздо больше, чем было нужно, вытащил из кармана леску и отдал ее Питеру. И совсем не в обмен, а от чистого благодарного сердца.
– Тогда извини меня, Питер, мне очень жаль, что я понапрасну тебя обвинила, – сказала Бобби.
– Проехали, – ответил ей он. – Я и не сомневался, что тебе будет жаль.
И они двинулись к мосту над каналом. Им хотелось поудить с него рыбу, но леска Питера была чересчур коротка и до воды не достала.
– Ну и ладно, – сказала Бобби. – Давайте просто здесь постоим и полюбуемся на окрестности. Они отсюда такие красивые.
И посмотреть действительно было на что. Солнце в красном великолепии подсвеченных облаков закатывалось за серо-лиловые холмы. Гладь канала поблескивала в тени. Вода казалась сейчас неподвижной и, лишенная даже малейшей ряби, походила на широкую длинную ленту из серого сатина, которую протянули по темно-зеленому шелку долин, окаймлявших ее по двум берегам.
– Все это замечательно, – сказал Питер. – Но на меня красота почему-то действует лучше, когда я чем-нибудь занят. Давайте спустимся вниз к бечевнику и поудим оттуда.
Филлис и Бобби немедленно вспомнили о мальчишках, метавших в них угли с баржи, и поделились своими воспоминаниями с Питером.
– Глупости, – отмахнулся он. – Во-первых, сейчас здесь нет никаких мальчишек с баржи. А если возникнут, я их побью.