– Я, Симмий из Энны, хочу сказать! – выкрикнул человек у священного фонтана.
Толпа затихла.
– Пинарий!
– Я здесь.
– Я говорю тебе, что мы, народ Энны, заключили союз с Римом как свободные люди. Мы не были рабами, и нас не отдали тебе на хранение. Если мы требуем, чтобы нам отдали ключи от города, то будет правильно, если ты их отдашь. Доверие – самая крепкая связь для честного союза, и римский народ и Сенат будет нам благодарен за то, что мы остались их друзьями добровольно, а не по принуждению.
Раздались одобрительные возгласы. Воздух наполнился криками:
– Симмий прав!
– Он верно говорит!
– Верни нам ключи!
Пинарий дал горожанам какое-то время пошуметь, потом поднял руки. Крики неохотно утихли.
– Достойный народ Энны! Командование и эти ключи мне вручил консул Марцелл, который управляет Сицилией от имени Рима. Мой долг – защищать город от имени Республики. Не мне и не вам решать, что делать с ключами. Единственный, кто может принять решение такой важности, – Марцелл. Если нужно, депутация от вас должна обратиться к нему. Его лагерь недалеко, и заверяю вас, что он примет вас с почтением.
– Ха! – крикнул Симмий. – Я знаю, какой прием нас ждет.
– Тебе надерут задницу за грабительские цены на твое зерно! – завопил тощий человек в потрепанной тунике. – Я прошу, пошлите посольство к Марцеллу!
Раздался смех.
– Да! – крикнул другой с виду недоедающий мужчина. – Может быть, консул удержит цены на уровне, который позволит покупать зерно простым людям!
Квинт с облегчением заметил, что многие головы закивали. Некоторые казались недовольными, но их было меньшинство. Новые и новые голоса присоединялись к крикам.
– Послать посольство! Послать посольство!
– Отдать нам ключи! – продолжал кричать Симмий.
Его сторонники стали повторять это требование, и шум на агоре разросся, когда несогласные стороны попытались перекричать друг друга.
Пинарий велел трубачу взять несколько нот, что заставило толпу замолчать.
– Давайте голосовать, – во всю глотку выкрикнул он. – Кто за то, чтобы послать посольство к Марцеллу, поднимите правую руку!
«Давайте!» – безмолвно поощрил их Квинт. Рядом с ним взметнулась рука, и он удивился: это был не кто иной, как Терсит. Юноша испытал к хозяину таверны теплое чувство. Несмотря на свои опасения за собственную безопасность, Терсит пришел отдать свой голос, чтобы сохранить мир. Он энергично убеждал стоящих вокруг, и вскоре многие поблизости от него тоже подняли руки. К ним присоединилась группа справа от Квинта, которая стояла напротив Перы и его солдат. В следующие мгновения словно ветер пронесся над агорой. Еще десятки, а потом сотни рук взметнулись вверх. Некоторые не поднимали рук, но их было меньшинство.
Квинт резко выдохнул. Кризис был предотвращен. К Марцеллу отправится посольство. Вероятно, оно не доберется до него, поскольку Пинарий задержит всех из списка Терсита, но, по крайней мере, аресты можно произвести вдали от людских глаз. Немного крови придется пролить, но не так много, и не здесь. Квинт был рад. Терсит и его дочери будут в безопасности.
– Все вы трусы! – послышался голос справа от него.
Молодой юноша, едва вышедший из детского возраста, протолкался через толпу и встал между горожанами и Перой.
– Верните ключи! – прорычал он на центуриона и его гастатов. – Верните нам ключи!
– Долбаный идиот! – прошипел Квинт Урцию.
Юноша порылся в кожаном мешке, что принес с собой, и достал переспелую фигу. Он размахнулся и уже хотел бросить ее, когда из толпы вышел взрослый мужчина, с бородой, и схватил его за запястье.
– Что ты делаешь? – крикнул он по-гречески.
– Хочу показать этим римским ублюдкам, отец, что мы не трусы!
Он высвободил руку и со всей силы бросил фигу. Она попала в лицо одному гастату не более чем в десяти шагах от Перы и разлетелась.
Происходило сразу несколько вещей. Пинарий улыбался, увидев, что явное большинство попалось на его хитрость и проголосовало за посольство к Марцеллу. Дородный мужчина кричал и хватал своего сына за пояс.
– Греческая мразь! – кричал Пера, побагровев от гнева.
Каким-то образом в правой руке у юноши появилась еще одна фига. Отец попытался снова схватить его за руку, но следующий плод полетел точно и попал прямо Пере в нагрудник, обдав центуриона брызгами и семенами.
– Верните ключи! – вопил юноша.
К нему присоединился другой голос:
– Верните ключи!
Лица горожан отвернулись от Пинария, чтобы посмотреть, что происходит за спиной.
Лицо Перы исказилось злобой. Отойдя от строя, он достал меч и замахнулся на отца с сыном.
– Назад! Назад, я сказал!
– Пошли, – уговаривал отец. – Уйдем.
Но сын не слушал.
– Верните нам ключи, вы, римские засранцы! – крикнул он по-латински.
Пера ничего не ответил. Квинт в ужасе увидел, как вместо этого он шагнул вперед и вонзил свой гладиус глубоко юноше в живот. В воздухе раздался потрясенный хриплый крик.
– Нет! – закричал отец, а Пера повернул клинок и левой рукой оттолкнул юношу от себя.
Его жертва, шатаясь, сделала шаг назад, со стоном схватившись за окровавленный хитон, и упала на колени, а потом ударилась лицом в землю.
– Будь ты проклят! Ты убил его! – закричал отец, ткнув пальцем в Перу. – За то, что он бросил фигу?
– Назад! – приказал Пера, наступая.
Мужчина сделал шаг назад, но продолжал выкрикивать обвинения и проклятья, по лицу его текли слезы.
Другой юноша выскочил из толпы и бросил в Перу камень. Тот отскочил от шлема. С приглушенным ругательством Пера бросился вперед. На пути попался отец первого юноши, и, еще раз выругавшись, Пера ударил его клинком в грудь. Когда он вынул меч, хлынула кровь, и, не сказав ни слова, мужчина упал на тело своего сына.
Воздух наполнился низким отчаянным гулом. Словно вся толпа близ Перы, как один, повернулась к нему. Стоявшие перед его центурией сделали то же. Он отступил под защиту своих солдат и выкрикнул приказ:
– Сомкнуть ряды!
– Вы слышали приказ центуриона Перы, – загремел Коракс. – СОМКНУТЬ РЯДЫ!
Гастаты повиновались, и щиты стукнули друг о друга.
– СТОЯТЬ! – проревел Коракс, и его приказ явно относился также и к Пере.
– Верните нам ключи! Верните нам ключи! Верните нам ключи! – Крики звучали все громче, пока на ограниченном пространстве агоры не загремели, как гром.
Квинта охватил страх, и головная боль отступила перед желанием вынуть меч. Он видел то же желание на лицах товарищей, но Коракс не давал такой команды. Надо заметить, что Пера тоже. Над головами разъяренной толпы он видел, как Пинарий что-то тщетно кричит местным жителям рядом с собой.