Отец Белой Обезьянки поглядел в глаза суровой жизненной правде еще пристальнее и сделал несколько шагов еще дальше. Поскольку Таиланд содержит на своей земле бирманские беженские лагеря, а повстанцы устроили в самой Бирме такие же лагеря для «внутренних эмигрантов» (карены и другие этнические мятежники создали, например, передвижные госпитали близ передовых позиций – там, где ведутся бои) – получалось, что Свободные бирманские рейнджеры, бродившие по стране со своими рюкзаками, в сущности, работали на вражеской территории, за линией фронта. Равно как и первый мой консультант, Отец Белой Обезьянки – необычный исполнитель особых поручений; американские службы государственной безопасности терпят ему подобных людей лишь поневоле, скрепя сердце. Он берет сторону тех, кого находит нужным поддерживать, и до известной степени усвоил туземные повадки. Именно такие разведчики обладают глубочайшими страноведческими познаниями, в которых американская бюрократия нуждается отчаянно – иначе и думать нечего о действенном и вместе с тем неназойливом влиянии США на отдаленные области земного шара. Тут и заговорил Отец Белой Обезьянки о народности ва. Если с каренами и другими племенами он прожил в джунглях долгие годы, то к народу ва имел отношение гораздо меньшее.
«Ва были бойцами на службе у китайских коммунистов. Китайцы их и вооружали. А в 1989-м, когда произошел расстрел студентов на площади Тяньаньмэнь, ва объявили себя самостоятельными и выгнали китайцев пинками. Предлагали Западу весь выращенный ими опиум в обмен на поставки продовольствия и оружия – чтобы сражаться с бирманской хунтой. Запад, разумеется, отклонил их предложение. Свободные бирманские рейнджеры ныне осуществляют малую программу врачебной помощи, предназначенной ва, которые стали закадычными приятелями Тан Шве [главаря бирманской хунты] лишь оттого, что больше им надеяться было не на кого».
Читатель заподозрит, что Свободные бирманские рейнджеры получают жалованье от Вашингтона. Увы, это не так. «Нас финансируют различные церковные организации всего мира. Ежегодный бюджет составляет 600 тыс. долларов. Однажды в нашей казне осталось ровно 150 долларов. Мы дружно помолились – и, представьте себе, через день получили грант: 70 тыс. долларов. Но, конечно, работаем из чужой милости, на скудные гроши». А в один из походов по Бирме Отец Белой Обезьянки взял и свою жену, и трех маленьких детей. Как и первый мой собеседник, он отнюдь не просто работал в Бирме – он был одержим Бирмой.
«Бирма ведь не Камбоджа, терзаемая “красными кхмерами”, – сказал американец. – О геноциде говорить не приходится. И о катастрофе тоже. Здесь нечто подобное медленному, коварному раковому заболеванию: режим стремится подчинить, поработить и поглотить все национальные меньшинства, населяющие страну». Мне припомнились слова, произнесенные Джеком Данфордом, исполнительным директором Таиландско-Бирманского пограничного консорциума. Говорили мы с ним в Бангкоке. Бирманский военный режим, сказал Джек, действует исправно и бездушно, «точно часовой механизм: строит дамбы, прокладывает дороги, осуществляет громадные сельскохозяйственные проекты, присваивает шахты, протягивает трубопроводы, всасывает деньги, поступающие из сопредельных держав и заграничных деловых компаний, разбазаривает за бесценок природные богатства – исключительно ради того, чтобы укрепиться у власти. Бирма – страна, где целые шайки насилуют женщин, где подростков и детей отдают в солдаты, где напропалую торгуют наркотиками: армии народности ва производят амфетамины в огромных количествах».
Как-то ночью, не столь уж давно, Отец Белой Обезьянки сидел на склоне бирманского холма, в простреливаемой полосе между правительственными войсками и поселком «внутренних беженцев», выгнанных из дома солдатней. Каренские бойцы, находившиеся рядом с американцем, обстреляли позиции противника из гранатометов, а солдаты ответили минометным огнем. Тут и пришло моему собеседнику по беспроводной связи электронное письмо от приятеля из Пентагона: какое, собственно, дело США до Бирмы?
Отец Белой Обезьянки лихорадочно отстучал в ответ уйму доводов: Бирмой правит военный тоталитарный режим, в Бирме истребляют вековые леса, преследуют буддийских монахов, используют узников как живые минные тралы – и еще многое другое. О стратегии либо региональной безопасности не было почти ни слова – ибо Отец Белой Обезьянки в огромной степени остается миссионером, проповедником. Когда я спросил, какого, собственно, вероисповедания он придерживается – католического, протестантского или иного? – разведчик ответил: «Христианского». И, будучи просто христианином, он исполняет Божье поручение, делает Божью работу, вкладывая в нее всю душу, все нравственные силы. Работает он преимущественно среди каренов – а многие карены обратились в христианство благодаря таким людям, как его родители.
Отставной армейский полковник Тимоти Гейнеманн, живущий в калифорнийской Лагуна-Бич, мыслил вполне стратегически. Он был еще одним ветераном войск особого назначения, с которым я повстречался в 2002 г., посещая Колледж командования и генерального штаба в форте Ливенворт, штат Канзас. Полковник числился деканом и руководил научной работой. Также он заведовал НПО, именовавшимся «Всемирное воздействие»: оно помогало различным бирманским народностям – в первую очередь каренам. Существовали проекты, нацеленные на сопредельные страны; повышенное внимание уделяли тому, чтобы направлять в Бирму группы журналистов и получать материалы о местных бедах и страданиях. Обаятельный собеседник, обутый в шлепанцы, Гейнеманн тоже принадлежал к племени разведчиков необычных: он казался олицетворением «косвенного подхода к конфликтам», на котором так настаивало очередное, выпущенное в 2006-м «Оборонное обозрение за четыре года» – один из главнейших пентагоновских документов, относящихся к планированию. Гейнеманн объявил мне, что «приватизировал создание требуемых условий». И пояснил: «Мы создаем работоспособные сети неправительственных организаций с обеих сторон границы. Пытаемся найти возможности более тесного сотрудничества между НПО, оказывающими помощь этническим группам. Я вношу свой вклад в общие труды, создавая условия, при которых Америка сможет умело и по-настоящему действенно защищать национальные, международные и гуманитарные интересы. Наша работа хорошо известна различным правительственным службам США. В отличие от борьбы с Хезболлой, противостояние бирманской военной диктатуре не планируется ни стратегически, ни оперативно. Аун Сан Су Чжи – всего лишь воплощает собой неверный лозунг “Первым делом – демократия!”. Права народностей и равновесие этнической власти – вот предварительные условия для возникновения демократии в Бирме. Прежде всего необходимо уладить эти вопросы, иначе получится, что ни Ирак, ни Афганистан ничему не научили нас». Гейнеманн, подобно Отцу Белой Обезьянки, работает на скудные гроши, из чужой милости, жадно хватая любые гранты и пожертвования. Иногда оплачивает походы из собственного кармана. Считает Бирму «экзотической, чарующей землей».
Бирма, продолжил он, способна превратиться в подобие Северной Кореи, а также сделаться отличнейшей мишенью для «психологических операций», проводимых армией и разведкой США. И Гейнеманн, и другие поясняли: русские помогают бирманцам добывать урановые руды на севере и западе страны, в областях Качин и Чин, а северные корейцы стоят наготове, чтобы предоставить Бирме ядерные технологии. Бирманская хунта попросту алчет получить какое-нибудь оружие массового уничтожения, обрести международный вес и тем вернее удержаться у власти. «А ведь бирманские правители – параноики! – сказал Гейнеманн. – И темные суеверы: всерьез мечут наземь куриные косточки – и, сообразно тому, как эти косточки лягут, решают, как поступать».