– Так оно и было, только не с тобой, а с Ильёй Муромцем. А может, это и не сон вовсе…
– А что же?
– Не знаю, не знаю… Только думаю, что твою душу святой преподобный к себе прижал, пока врачи за твоё тело бились. Прижал и тем самым спас, по воле Господней. Вот жизнь богатыря тебе и открылась.
– Так получается я на самом деле был Муромцем?
– Не знаю, не знаю… – задумчиво повторил дед. – Есть вещи, которые нам понять не дано. Только мой тебе совет: ты до времени никому свой сон не рассказывай, всё равно не поверят. Пусть это в тебе живёт: глядишь, и поможет когда святой преподобный Илия своим советом.
– Хорошо, – легко согласился Илья, – никому не скажу. Деда, а как бы съездить в Киево-Печерскую Лавру, на мощи Муромца посмотреть?
– Да просто, только сначала на ноги встать надо: тяжело на коляске по пещерам ходить. Ладно, пойду я: билеты в Башмачку покупать. Да и место пора уступить… Рвётся тут к тебе один хороший человечек.
– Вера? – выдохнул Илья.
– Надежда, любовь! – с улыбкой подхватил дед, закрывая за собой двери.
* * *
Через минуту в коридоре застучали каблучки и в палату впорхнула Вера. Ножкину даже показалось, что с нею ворвался свежий летний ветерок, потому что распахнутые оконные занавески качнулись, а его щёки словно обдало тёплым дыханием.
– Илья! – радостно закричала Вера, будто они не виделись сто лет.
– Вера, – тихо проговорил Ножкин, не в силах оторвать взгляда от девочки, которая показалась ему сейчас не просто красивой, а ослепительной.
И дело было совсем не в том, что Вера надела свой лучший зелёный сарафан, усыпанный цветочками, и новые босоножки. Нет, конечно, не в том! Если бы Вера пришла в рабочей фуфайке и перемазанных глиной сапогах, она понравилась бы Илье не меньше. Скорее всего дело было в начавшемся сегодня июле. Вере шёл этот месяц. В нём она была неотразима, и июль это знал и вовсю расстарался. Он бросил на свою палитру густое солнце, истому спящего больничного сада, аромат тяжёлых яблок, готовых брызнуть сладким соком, хрустальное журчанье поливалки и что-то ещё совсем неуловимое, – а потом смешал всё это и нарисовал стройную девчонку со смешными веснушками и весёлыми зелёными глазами.
Внезапно взгляд Ножкина упал на сложенную инвалидную коляску у стены, и сквозь июльское волшебство проступил обычный больничный день, доверху наполненный запахом карболки.
Внезапная смена настроения не укрылась от Веры.
– Ты чего? – спросила она, не сводя с Ножкина пытливого взгляда.
– Да так… Сон странный приснился.
– Про что?
– Про всякое. Я тебе потом расскажу. А что у вас за пожар был?
– Ой! Электрическая будка загорелась. Говорят, она на новый магазин не рассчитана. Три пожарки приехало. Всё пеной залили. Красиво было, только страшно. А твой дед сказал, что страшно другое… Страшно, что теперь в операционной электричества нет и твоя жизнь в опасности. Я как зареву! А один пожарный сказал, что они могли бы и не приезжать, что я и без них отлично справилась бы. Ну, в смысле, огонь слезами залила. Тут все как начали смеяться! А я сразу поняла, что всё будет хорошо: ведь если сразу столько людей смеются, то ничего плохого случится не может… Вот… А Сашка Золотов сказал, что вы помирились, но мне он больше стихов писать не будет, потому что полюбил другую. А я ему сказала «спасибо», а он чего-то страшно обиделся. Чудной такой… Вот… А тебе больно было? Маша Малинкина сказала, что нет, потому что тебя в наркоз погрузили. Я с Машей во время пожара познакомилась. Она в медучилище занимается, а у вас нянечкой подрабатывает… Смотри, что у меня есть! Это уголёк. Я его подобрала, когда пожарные уехали. Им на стене можно писать, как мелом, только буквы чёрные выходят…
Вера внезапно замолчала, и по её смущённому виду можно было догадаться, что она хотела сказать совсем другое, но не решалась и поэтому говорила всё подряд.
* * *
Спасли Веру родители Ильи – Аркадий Матвеевич и Ирина Антоновна. Они чуть задержались, потому что беседовали с академиком Лютиковым.
Увидев девочку, Аркадий Матвеевич подмигнул ей, а Ирина Антоновна сказала:
– Так-так…
От этого «так-так» Вера залилась краской и стала ещё красивее.
– Тебя родители ищут, – строго проговорила ей Ирина Антоновна. – Кто-то им сказал, что видел тебя на пожаре, вот они и волнуются.
– Хорошо, я пойду… Только можно ещё побуду? Чуть-чуть побуду, а потом…
– Чуть-чуть пойду! – со смехом закончил Аркадий Матвеевич. – Ладно, оставайся: вместе пойдём, а то опять потеряешься, а нам отвечать.
Ирина Антоновна на это только фыркнула, но глаза у неё были весёлые.
– Илья, академик Лютиков обещал, что повторная операция будет через месяц, – сказал папа.
– Я знаю: он заходил.
– Но ты не знаешь другого. Академик настоятельно советует использовать этот месяц разумно, а именно: отдохнуть, позагорать, подналечь на фрукты-овощи, то есть укрепить защитные силы организма. И сделать это лучше всего в…
– Башмачке! – радостно заорал Илья.
– Почему в Башмачке? – удивилась мама. – Есть чудесный санаторий на Чёрном море, как раз по нашему профилю.
– Мама, я хочу в Башмачку! Там и загорать можно, и фруктов-овощей завались, и Цопиков сколько приглашал.
– Ты уже один раз туда съездил, – голос мамы предательски задрожал.
– Ира, перестань! – сказал папа с нажимом. – Бомба два раза в одну воронку не падает. Пусть едет. Ему друзья сейчас полезнее морского загара.
– А можно я тоже поеду? – неожиданно спросила Вера. – Я за Ильёй буду следить и одного никуда не отпущу! Честное-пречестное!
В голосе девочки было столько надежды, что Аркадий Матвеевич и Ирина Антоновна, переглянувшись, почти одновременно сказали: «Можно!»
* * *
Родители Веры, не без некоторых колебаний, тоже сказали «можно». Во-первых, в этом году отпуск у них выпадал на сентябрь, а так как в семье дедушек и бабушек не было, то вопрос, куда пристроить дочку висел в воздухе и не думал рассасываться сам собою. А во-вторых (и это было самым важным!), они очень уважали деда Никифора и полностью ему доверяли.
Сборы были недолгими, и вообще всё шло как по маслу: чудно и удивительно. А когда приехали на автовокзал, то все по-настоящему удивились, потому что в водителе автобуса узнали того самого толстого добродушного дядьку с кучерявой грудью, торчащей из-под расстёгнутой рубашки, который ровно три года назад доставил ещё ходячего Илью в Башмачку.
– С чемоданами не напирай! – покрикивал он. – Автобус не резиновый! Мешки в багаж – закуску с собой! Которые с малолетними – бегом в туалет! А то не успеешь разогнаться – сразу тормози! Папаша, пропустите мамашу. Мамаша, следи за дитём: не видишь, что он у тебя из трубочки плюётся. Если глаз мне выбьет, сама рулить будешь!.. Ну, и что ты мне суёшь? Не видишь местов нету. А я откуда знаю, что делать? Раньше надо было совать, когда я брал. А теперь – всё, полная завязка! Хочу помереть с лёгкой душой. Да не трясись, бабуля. Никто прямо щас помирать не собирается: довезу за милу душу, крякнуть не успеешь!