Руки у Веры дрожали, когда она отсчитывала капли для очередной порции.
– Я впервые вижу его таким… – оправдывалась я.
– Всё бывает впервые. Единожды солгав… – копия наш бывший зять, – сбиваясь со счёта, твердила Вера.
Зазвенел телефон. Мы вздрогнули.
– Добрый вечер, будьте так любезны, пригласите к телефону Полину, – раздался мужской голос со стальными нотками.
– Я вас слушаю, – мой голос походил на замогильный шёпот.
– Полина, приглашаю вас завтра к себе на вечерний коктейль. Форма одежды свободная. У меня появились варианты трудоустройства, увы, не переводческого характера. Оказывается, с этим не так просто, извините, был слишком самоуверен. Но это пока. Запишите адрес.
Он продиктовал свой адрес, посоветовал взять такси (он оплатит), извинился, что не может прислать машину, ибо она в ремонте, а он сам в гипсе, немного подпорчен.
– Не беспокойтесь, будут несколько моих друзей, играющих по воскресеньям у меня в вист, и одна дама.
– Я приеду, спасибо, – ответила я и положила трубку. Я не знала, что говорить дальше. На таком уровне мне ещё предстоит научиться общаться. Сам Л. Позвонил!
– Вера, поехали кутить, – решительно сказала я. – У меня хорошие новости: я скоро буду работать!
– Я так и знала, ради денег ты на всё способна.
– Вера, откуда у тебя юмор, красноречие, такие знакомые?
– От папеньки. Он всегда – душа компании, всем нужен, хорошо снимает стресс. В результате ныне процветает, нашёл-таки свою синекуру. А затесаться в хорошую тусовку просто: надо познакомиться лишь с одним из неё и очаровать. Знаешь Вадика с пятого курса? Элитный мальчик с тараканами в голове, знает пол-Москвы. Один раз составила ему компанию, поискрила в ней гранями своих талантов, перезнакомилась со всеми его друзьями и тусуюсь с ними уже четыре года.
– И никакой постели?
– Для постели есть другие, и для них, и для меня. Я – для веселья. С постелью я очень осторожна, голову не теряю. Только здоровья для. Ну что, печальница (есть такой цветок), поехали?»
Неужели судьба не наполнит этот прекрасный сосуд огнём? Где тот Пигмалион, который оживит изящную статую? – подумала Юлия, закрывая дневник. – И кто такой Л.?
Пришла дочь, переполненная таким огнём. Огнём счастья и жизни.
– Мама, это случилось! – она повалилась на кровать рядом с ней. – Я стала женщиной!
Всё чаще и чаще Юлю одолевала хандра. С начала сентября она разрывалась между домом, дачей и клиникой. Мать согласилась, наконец, лечь на обследование. Настоял лечащий врач:
– Куда вы смотрите?! У вашей мамы очень слабое сердце. Обследование, скорее всего, подтвердит мой диагноз, и операция будет неизбежна.
Юля испугалась не на шутку. Она считала маму вечным двигателем. Заняв её место, Юля поняла, какой тяжкий груз несла на своих хрупких плечах мать. И ведь успевала везде: помогала им по дому, Тихону Ильичу. Он тихо и незаметно вошёл в её жизнь – и его душу она согрела своим теплом.
Юля готова была отдавать долги. Время улетало, задуманные статьи откладывались в долгий ящик. Она только теперь поняла значение слов «бытовуха заела». Сейчас новый сюрприз, уже от дочери. Она вздохнула и сказала:
– Поздравляю. С этого момента ты стала вместо охотника добычей, которую не надо догонять. Неужели не могла удержаться? Ещё бы чуть-чуть, и он был бы у твоих ног, было бы белое платье…
Юля обняла дочь. Та уткнулась в её плечо.
– Мы так гордились тобой. Папа с ужасом наблюдал, во что превращаются дети его коллег, интересующихся только тряпками, тусовками, травкой. Наша Света не такая, радовался он. Теперь расстроится наш папа. Девочка моя…
– Мам, я и так продержалась в стане девственниц неприлично долго. В этом виновата философия одного идиота: «Нет отдельно сексуальной энергии. Энергия одна, и распылять её на низменные утехи глупо». И я соглашалась с ним. А ведь он подсознательно оправдывал наши с ним платонические отношения, которые можно было изменить в любой момент – стать его первой женщиной. Ещё на первом курсе я была готова это сделать, но не смогла. Потому что это и стало бы именно убогой низменной утехой. Я ждала и дождалась своего мужчину, с которым секс превратится в святое… в… полёт в космос. Вот! И весь курс ждал, затаив дыхание, моего грехопадения.
– Так что произошло? Грехопадение или полёт? – уточнила Юля.
– С их точки зрения – падение в грех, с моей – взлёт!
– Взрыв сверхновой, не меньше. Не можешь, дочь, без пафоса и театральных эффектов?
– Мам, жизнь – театр! Не я сказала. И в этом театре меня считали странной, по меньшей мере. Ты думаешь, меня не задевало?
– Неужели до Александра твоё сердечко ни разу не дрогнуло?
– Это наши с бабушкой секреты. Только она посвящена.
– Бабушка?! – Юля не нашла больше слов.
– Не надо так … Я знаю некоторое твоё высокомерие по отношению к ней. Неоправданное. Ты была далеко и высоко, а она всегда рядом. Ей можно рассказать всё: никогда не осудит. И мои подружки её любят. Когда Ирина хотела перерезать себе вены из-за одного подонка, мы отвезли её к бабушке, которая нашла слова утешения, и мы обе по очереди дежурили возле несчастной. А когда… ну, это уже не моя тайна.
Юле стало невыносимо обидно, для неё слова дочери стали откровением. Хотя она знала, что и её подружки потихоньку плакались в жилетку именно её маме, втайне ото всех.
– Мы с Александром уже были у бабушки! Он ей сразу понравился. А с вами всё сложнее, хоть вы оба и продвинутые. Короче, нечего вздыхать. Я рожу очаровательного малыша, давно мечтаю об этом. Буду сдавать государственные экзамены уже с животиком, и мне пойдут на поблажки.
– Какой животик?! Ты совсем свихнулась. Сначала где рука и сердце его создателя?! Забыл положить в пакетик с подарком? И неужели такой дока не предохранялся?
– Я сама обманула его. Не до того было. Он воздерживался почти год!
– Не верю, что он потерял голову, – засомневалась Юля.
– Ничто не предвещало порока. Мы зашли к нему попить кофе. Пока он был на кухне, я заснула. Во мне ещё звучала музыка Вивальди, Гайдна… Концерт был великолепен. Я проснулась, когда он нежно прикоснулся к моим волосам, потом поцеловал в лоб. Я открыла глаза, и он увидел в них всё. Мы не смогли остановиться. Так робок был… сопротивляться сложно. В итоге – супер!
– Из ада добродетели в рай порока. Папа приговорит меня к гильотине: он этого и боялся. И ещё, какой ребёнок? Просто банальное индийское кино. Ты не получишь ничего: ни руки, ни сердца. Оно у мужчин мгновенно остывает, когда девушка теряет гордость.
– Зачем мне рука? А сердце – моё, пока мы любим друг друга.
– А отец ребёнку не будет нужен, если такое всё же случится?