– Да это уже очень давно было, что вы спорили с Диксом, батюшка, – сказал Том: – я помню, вы говорили об этом года три назад, прежде еще чем я отправился в школу мистера Стеллинга, а, ведь, не забудьте, я пробыл там ровно три года.
Мистер Теливер закинул голову назад и прислонился к спинке кресла; ребяческое выражение исчезло с его лица, он весь углубился в думу.
– Да, да! – сказал он чрез несколько минут: – много переплатил я денег… Я хотел, чтоб мой сын получил хорошее образование; я сам не получил никакого и часто жалел об этом. Ему ненужно будет другого состояние: вот что я говорю… Если Уоким опять одолеет меня.
Мысль о Уокиме произвела новое потрясение. После минутной остановки он принялся шарить в боковом кармане своего сюртука, потом, обратившись к Тому, – спросил своим прежним, резким тоном: – куда они девали письмо от Гора?
Оно было под рукой, в столе, потому что он уже не раз спрашивал его.
– А знаете вы, батюшка, что в нем заключается? – спросил Том, подавая отцу письмо.
– Разумеется, знаю, сердито возразил мистер Теливер. – Что ж из этого? Если Ферлей не может взяться за имение, кто-нибудь другой может; довольно народу на свете и без Ферлее. Однако досадно, что я болен! Лука, скажи-ка, чтоб запрягали; я теперь в состоянии поехать в Сент-Оггс: Гор меня там дожидается.
– Батюшка, милый батюшка! умоляющим голосом – воскликнула Магги. – Уже с тех пор прошло много времени; вы долго были больны – более двух месяцев – уже все успело измениться.
Мистер Теливер окинул всех троих удивленным взором; мысль, что многое могло случиться, о чем он еще ничего не знал, часто мелькала в его голове, но теперь она снова поразила его своею новизной.
– Да, батюшка, – сказал Том в ответ на его вопрошавшие взгляды: – вам нечего беспокоиться о делах, прежде чем вы совершенно оправитесь. В настоящее время все уже устроено, все и о мельнице, и о земле, и о долгах.
– Так что ж устроено? сердито – спросил отец.
– Не принимайте это так горячо к сердцу, вмешался Лука. – Вы бы всем заплатили, если б могли – я это всегда говорил мистеру Тому – вы бы наверное всем заплатили, если б могли.
Добрый Лука, принимавший большое участие в несчастии своего хозяина, почитал нужным сказать что-нибудь, чтоб выразить свое сочувствие к семейству, и эти слова, которые он так часто повторял Тому, желая показать свою готовность отказаться от получение пятидесяти фунтов, которые ему были должны, почти невольно сорвались у него с языка. Они были именно такого рода, чтоб произвести самое болезненное впечатление на расстроенный рассудок его барина.
– Всем выплатили бы? с жаром воскликнул он; лицо его горело, глаза сверкали. – Всем выплатили бы?… да разве я банкрот.
– Батюшка? милый батюшка! – сказала Магги, которая полагала, что это слово действительно выражало его положение. – Перенесите это с терпением, ведь мы вас любим… ваши дети всегда вас будут любить. Том всем им выплатит; он говорит, что выплатит, как только подрастет.
Она видела, что отец ее дрожал всем телом; голос его также прерывался, когда он чрез несколько минут сказал:
– Да, моя девочка; но мне-то не пережить второй раз.
– Но вы можете дожить, чтоб увидеть, как я всем уплачу, с трудом произнес Том.
Мистер Теливер покачал головой.
– Что раз сломано, уже никогда не будет цело; к тому же, это будет твое дело, не мое. Потом, взглянув на него, он добавил: – тебе только шестнадцать лет – это трудная борьба; но ты не должен кидать камнями в отца. Мошенники! они были мне не по силам… Я дал тебе хорошее образование, оно послужит тебе опорой.
Приступ удушья почти заглушил последние слова; яркая краска, заставлявшая детей опасаться за новый припадок паралича, исчезла с его лица: оно было бледно и судорожно трепетало. Том молчал; он боролся сам с собою; ему снова хотелось бежать. Мистер Теливер молчал несколько времени, но ум его, казалось, уже не блуждал, как прежде.
– Так они все описали и продали? уже гораздо спокойнее – спросил он, как бы только любопытствуя узнать, что случилось.
– Все продано, батюшка! – сказал Том. – Но мы еще не все знаем насчет земли и мельницы, добавил он, желая устранить вопрос о приобретении их Уокимом.
– Вы не должны быть удивлены, найдя, что внизу очень пусто – заметила Магги. – Но ваше покойное кресло и вашу конторку вы найдете там, они не проданы.
– Пойдемте; помоги-ка мне, Лука, я хочу все видеть, – сказал мистер Теливер, опираясь на палку и протягивая другую руку к Луке.
– Э, сэр! – сказал Лука, подавая руку своему барину: – оно так и лучше: увидите, а там и свыкнетесь. Вот, примерно сказать, моя матушка с ее одышкой, ведь сначала-то как она боролась, как мучилась, а теперь совсем свыклась, «я, говорит, подружилась с нею».
Магги побежала вперед, чтоб посмотреть, в порядке ли гостиная. Все там носило какой-то отпечаток тоски и скуки; даже огонь в камине, бледнее в ярких лучах солнца, казалось, соответствовал общему характеру комнаты. Она подвинула отцовское кресло, оттолкнула в сторону стол, чтоб очистить ему дорогу и с бьющимся сердцем ожидала прихода отца: как он войдет? как он оглянется? Том шел впереди с скамейкой для ног; он также остановился около Магги. Из двоих Том страдал более. Магги, при всей ее чувствительности, казалось, что несчастья открывали еще более обширное поле для ее любви и давали более простора ее страстной натуре. Никакой истинный мальчик не почувствует этого; он скорее вступит в борьбу с немейским львом, или исполнит целый ряд геройских подвигов, чем терпеть постоянные воззвание к состраданию и не быть в состоянии помочь несчастию.
Мистер Теливер остановился на пороге, оперся на Луку и окинул взглядом все пустые места, которые для него, казалось, были заняты призраками исчезнувших предметов, обыденных спутников его жизни. Его умственные способности, получив твердую точку опоры в свидетельстве чувств, видимо окрепли.
– А! – сказал он, медленно подвигаясь к своему креслу: – все продали… все продали…
Потом, усевшись в кресле и положив палку около себя, он снова окинул взором всю комнату. Лука между тем вышел.
– А оставили они большую Библию? – сказал мистер Теливер: – в ней все есть: и когда я родился, и когда женился. Принеси-ка ее, Том.
Ему подали Библию. Открыв ее на первой странице, он стал медленно читать. Мистрис Теливер, взойдя в комнату, остановилась в изумлении, при виде мужа внизу и за Библиею.
«А!.. проговорил он, устремив взор на одну строчку и указывая пальцем на нее: – моя мать была Маргарита Бизон; она умерла сорока-семи лет. В ее семействе никто долго не жил. Мы дети нашей матери – я и Грити; мы скоро пойдем на покой». Он остановился на заметке о рождении и свадьбе сестры, как будто эти обстоятельства вызывали в нем новые мысли; но вдруг, как бы очнувшись, он посмотрел на Тома и – спросил его с явным беспокойством: – С Мосса не стребовали денег, которые я им дал?