Сам князь вместе с катафрактами и знаменосцем держался чуть в стороне на самом видном месте. Все взгляды дарникцев были сосредоточены на Беляе, ожидая от него сигнала: приготовить луки. Вместо этого знаменосец подал знак смольцам, уличам и варагесцам спешиться и отвести лошадей в тыл. Варагесцы послушались наполовину, отъехали в тыл вместе с лошадьми.
Возле биремы повисло напряженное затишье – никто не спешил первым выпускать боевую стрелу. Карикос, находившийся на судне, после небольшой заминки спустился по трапу навстречу князю.
Пока он шел, хазары привезли к Дарнику пятерых связанных стратиотов.
– Заберите их пока с собой, – распорядился князь, и хазары вместе с пленниками отъехали к варагесцам.
– Что ты хочешь? – Иларх угрюмо снизу вверх смотрел на Дарника. – Неужели тебе все мало? Романия никогда не простит тебе нашей гибели здесь.
– Гибели не надо. Нам нужны честные союзники, – выказывая свои добрые намерения, князь даже сошел с коня на землю.
– Ты получил мое послание? Прочитал?
– Прочитал.
– Так в чем дело? Поднимайся на бирему и поплывем, – иларх сделал широкий приглашающий жест.
Князь молчал, всем своим видом показывая, что отвечать на подобные шутки, да еще при соратниках ему не по чину.
– Зачем тогда ты здесь? Проводить нас хочешь? – продолжал в своем напористом тоне Карикос.
– Верни на берег весла, – совсем буднично попросил Рыбья Кровь.
– То есть как?! – изумился иларх.
– Поплывешь, когда на это будет разрешение.
– Чье разрешение, твое?
– Я все сказал. – Князь неторопливо поднялся в седло. – Десять выстрелов моих камнеметов по биреме – и она уже никогда никуда не поплывет. Да тебе же и лучше. Никто в Таврике про твою зимовку и не вспомнит. Еще и фалеру за доблесть получишь. Скажи стратиотам перейти с носа на корму, мы сначала по носу стрелять будем.
– Э-э, подожди! – чуть растерялся иларх. – Я сначала с командой переговорю.
– Переговори, – Дарник не возражал.
– Назад моих людей можно? – указал Карикос на захваченных пятерых стратиотов.
– Нельзя.
Поднявшись на бирему, иларх исчез в окружившей его толпе стратиотов.
Дарник тем временем чуть перестроил свои ватаги. Все пять камнеметов направлены были исключительно на судно. В промежутках между ними стояли пешцы с большими щитами, за ними и за колесницами прятались спешившиеся конники. Катафракты вместе с князем переместились на пляж в сорока шагах от носа биремы в качестве ударного кулака, готового врезаться в строй стратиотов, если те вздумают пойти на вылазку. По носу судна должны были стрелять «репами» и «яблоками» три камнемета. Оставшиеся два были заряжены железными «орехами», способными одним выстрелом смести бросившихся в атаку ромеев.
– Они заряжают баллисту, – крикнул один из камнеметчиков.
Баллиста, закрепленная на носу биремы, и в самом деле стала разворачиваться в сторону дарникцев.
Вместо иларха на берег спустился один из пентархов. Быстрым шагом приблизился к группе катафрактов и остановился саженях в пяти от князя.
– Мы решили весла не отдавать. А ты поступай как знаешь.
Спокойно развернувшись, пентарх зашагал обратно. По напряжению, с которым он шел, нетрудно было догадаться об ожидании им стрелы в свою спину.
Наступило время растеряться Дарнику. Такой безумной отважности он от своих союзников совсем не ожидал. Прощай надежда поплавать по южным морям!
Вдруг от группы коноводов с княжичами, что продолжала находиться на некотором отдалении, раздались громкие крики.
– Конники! Конники! Смотри! – закричал кто-то из колесничих.
Дарник вместе с катафрактами быстро поднялся на береговой взгорок.
С восточной стороны ромейского лагеря показался крупный конный отряд: высокие тонконогие кони, двухсаженные пики с лентами, стальные округлые шлемы, серые плащи, скрывающие своим чуть пухлым видом массивные доспехи, и полное отсутствие каких-либо знамен. Отряд двигался быстрой трусцой и подобно недавнему маневру дарникцев из походной колонны разворачивался в широкую линию. Но еще сильнее Дарника поразили восемь или десять колесниц с камнеметами, которые тоже разъезжались в свою особую шеренгу. Это было то, чего Рыбья Кровь всегда боялся больше всего: что кто-либо рано или поздно переймет его придумку с боевыми колесницами.
Одного взгляда было достаточно, чтобы определить, что в отряде не меньше двухсот всадников. Судьба одарила князя в ту минуту полным оцепенением: он не вскинулся, не закричал, не отдал команду – просто продолжал сидеть на коне и безучастно смотреть на готовящуюся атаку вражеского войска. Позже все это расценили как необыкновенное присутствие духа. При этом боковым зрением Дарник успел увидеть и вертящих головами тервигов, ищущих куда им спасаться, и гридей, разворачивающих в сторону противника колесницы, и скачущих к отцу княжичей, и поднимающих на судно трап стратиотов.
То, что конники лишь выстраиваются, но не нападают, тоже было понятно, как желание обратить в бегство дарникцев, не затрачивая лишних усилий, ведь страху просто надо успеть дозреть.
– Это же Мирко! – воскликнул вдруг Беляй, который продолжал находиться рядом с князем.
Князь в недоумении глянул на него. Знаменосец указал рукой на трех отделившихся от линии конников всадников, которые скакали прямо к ним.
Действительно один из них был Мирко, десятский сербов, оставшихся охранять Смоль. Но и в том всаднике, что скакал посередине, было тоже что-то очень знакомое.
– Воевода Борть! – первым узнал Грива, возглавлявший катафрактов.
Действительно это был толстяк Борть, липовский наместник князя. Если бы Дарник увидел сейчас вместо старого боевого товарища ромейского императора, он бы удивился этому гораздо меньше. Добрая тысяча верст отделяла стоявшую у берега бирему от его первой княжеской столицы.
Последний раз Бортя он видел три года назад, когда тот приезжал за письменным разрешением жене Дарника, княжне Всеславе, открепиться от мужа и вторично выходить замуж за кого ей заблагорассудится.
– Здоров будь, князь! – Борть в полусотне шагов спрыгнул с коня, бросил повод своему оруженосцу и зашагал к Дарнику, давая тому возможность как следует оценить происходящее. Следом за воеводой к дарникцам двинулось и пришлое войско.
Мало кто из окружающих сейчас князя воинов прежде видел и знал знаменитого липовского наместника. Умница Борть не мог этого не учитывать, поэтому остановился в пяти шагах в почтительном ожидании. И Рыбья Кровь уже сам соскочил с коня и бросился обнимать старого соратника. Борть был всего лишь тремя годами старше Дарника, но уже успел превратиться в зрелого мужчину с большими залысинами. А прежняя его дородность из недостатка стала достоинством, явив всем на обозрение весьма представительного воеводу.