– А ну покажи! – не поверил Рыбья Кровь.

Борть сделал знак своему оруженосцу, и тот тотчас откуда не возьмись подал князю детскую золотую корону, мало чем отличавшуюся от новой короны Дарника.

– Ты меня сразил, так сразил, – честно признался князь, испытывая уже не досаду, а странное удовольствие от того, что нашелся кто-то, кто может так напрямую управлять и подшучивать над ним.

7

Удача, как и беда, не приходит одна. В тот же день, не успели дарникцы с бортичами как следует окружить свой стан малым земляным валом и «гнездами» из мешков с песком для колесниц с камнеметами, как к ним прибыли три всадника: одним из них был Корней, а два других – староста с помощником из Айдарского княжества.

– Вот, хотят поселиться всем городищем на нашей земле, – представил своих спутников Корней.

Городищу Петуну за истекший год дважды крупно повезло: сначала они сумели закрыться от чумы в своих стенах, соорудив на своей речке и ближней дороге глухие засеки, а потом во время осеннего пожара, возникшего по неосторожности хозяек и уничтожившего половину городища, потеряли не больше десятка коров и ни одного человека. В тесноте и скудости кое-как сумели перезимовать. В конце зимы до них, однако, добрался айдарский тиун с требованием выплатить полную подымную подать. Ничего не хотел слышать о том, что от пожара количество «дымов» в два раза сократилось. Возмутившись такой несправедливостью, петунцы прогнали тиуна, который, уезжая, пообещал после весенней распутицы непременно вернуться к ним с княжеской дружиной и как следует наказать за непослушание. А так как в Петуне сгорели не только дома, но и часть тына, то решено было, не дожидаясь княжеских гридей, перебираться на другие земли. Спустившись всем своим табором на юг, повстречали похоронщиков Корнея, который и обнадежил, что князь Дарник им в своем покровительстве не откажет.

– Много ли вас? И какая вам от меня нужна помощь? – спросил у переселенцев Рыбья Кровь.

– До пяти сотен народа и столько же голов лошадей и коров. А надо нам место для поселения, земля для пашни и пастбища для скотины, – перечислил староста петунцев. – А еще узнать, какую сам возьмешь с нас подать?

– В первый год ничего, а со второго года по три пуда зерна с дыма.

– А если по два пуда?

– Можно и по два. Но тогда вы будете давать по сорок молодцов с весны до зимы для моего войска.

Староста покачал головой:

– Нет, тогда лучше по три пуда.

На том и порешили. Дарнику было немного смешно от осторожности петунского старосты: ну кто удержит этих сорок молодцов, когда они сами сбегут в поход с его войском?

Вместе с Бортем, старостой и его помощником князь поехал выбирать место для городища. Выбирали недолго. Петунцы не прочь были поселиться поближе к княжеской ставке, дабы получить от этого дополнительную выгоду: и торжище, и защиту, и веселое многолюдье. Там, где находилась тайная застава дарникцев против ромеев, как раз и нашлось такое место. Густой высокий прибрежный кустарник напоминал петунцам их прежние лесные урочища, рядом имелись большие луга и для пашни, и для выпасов, а близость моря давало хорошие виды на дополнительное рыбное пропитание. О свирепых зимних ветрах Рыбья Кровь предпочел не упоминать.

Сами переселенцы находились в это время возле Варагеса и прибыли к месту своего поселения уже к следующему полудню. Понятно, что встречать их вышли все дарникцы с бортичами, не отсиживались в палатках и стратиоты.

Бесконечной вереницей тянулись повозки, волокуши, стада коров, овец и свиней. Конников почти не было, все взрослые брели рядом со своими повозками, девушки закрывали платками свои лица, подростки и дети держались возле скотины, чтобы подальше от взрослых.

Народ в основном был высокий и худощавый, на встречающих дарникцев смотрели с пытливой настороженностью, больше всего засматривались на конные фигуры князя и Бортя. Если одежда петунцев еще была более-менее целой, иногда даже нарядной, то на остатки обуви больно было глянуть, многие шли просто босиком, другие на привязанных к голым подошвам дощечкам.

– У меня в обозе пар тридцать запасных сапог имеется, – обратился к князю Борть. – Возражать не будешь?

Когда в мешках привезли сапоги и попробовали их раздавать просто так, петунцы запротестовали, сразу стали предлагать что-то взамен: то овцу, то пяток куриц, то сверток хорошей кожи, чем здорово расположили к себе дарникцев. В тот же вечер началось бесконечное хождение туда-сюда самостийных торговцев. Дарнику даже пришлось дать устное распоряжение, что за какие-либо обиды переселенцам будет самое суровое наказание.

Столь быстрое увеличение новых подданных заставило и самого князя построже посмотреть на самого себя, каким-то образом освободиться от занозы, которая с момента прихода липовцев не давала Дарнику покоя. Этой занозой был ромейский навклир. И как-то в минуту отдыха Рыбья Кровь спросил у своих главных помощников, как ему быть с человеком, который полгода назад ударил его по лицу?

– В самом деле, спускать такое нельзя, – сказал Борть. – Но, с другой стороны, как сейчас поднимать по этому поводу шум? Как это расценят? Стоит ли вообще вдруг ни с того, ни с сего заострять на этом общее внимание?

– Ты не понимаешь, – принялся растолковывать ему хорунжий. – Рано или поздно кто-то из ромеев обязательно похвастается, мол, князь Дарник был сперва у нас рабом, которого наш навклир колотил как хотел.

– А ты-то сам хочешь его наказывать? – обратился наместник к Дарнику.

– Сам не хочу, но княжеское достоинство требует, – невесело усмехнулся Рыбья Кровь.

– Ладно, выручу, так и быть, твое княжеское достоинство, – пообещал Корней. – Пущу слух, что решено навклиру отрубить правую руку, которую он когда-то посмел поднять на князя.

– И что будет? Вся команда биремы вой поднимет за своего кормчего, – возразил Борть.

– А кем решено: мной? – полюбопытствовал Дарник.

– Зачем тобой? Тайным войсковым советом, – веселый тон хорунжего вовсе не исключал серьезности его слов. – А заодно будет сказано, что если навклир поднимет шум, то его просто тихо прирежут. Рядом возникнет маленькая драка, и чей-то нож случайно угодит ему в бок. Так что выбор здесь у него простой: или рука, или жизнь.

– А дальше что? – не понимал конечного замысла Борть.

– А дальше один из моих ромеев-доносчиков даст из сочувствия навклиру коня и недельный харч. И пускай он уматывает берегом моря в свою Таврику. А ты, князь, делай большие глаза и говори, что ты знать ничего не знаешь ни про какой тайный совет.

– А я действительно про него не знаю, – под общий смех согласился Дарник.

Через два дня навклир из ромейского лагеря исчез. Карикос ходил злой и потерянный. Ромей-доносчик сообщил Корнею, что иларх думает, что навклир удрал в Таврику, чтобы первым донести на него, иларха.