Юркмез оказался более проворным и быстро отскочил от меня на порядочное расстояние. Но это ему не помогло: Данте с легкостью повалил его на землю, после чего наступил рабу на шею. Тот отчаянно захрипел, потянувшись руками к горлу. Но Данте даже не подумал сдвинуть ногу, обутую в крепкий дорожный башмак. Я ненадолго зажмурилась: казалось, что во все стороны вот– вот брызнет кровь.
Меж тем свободные арканзийцы тоже выбежали из шатра. Данте повернулся к Илкеру и холодно произнес:
– Высокочтимый Илкер-бей, твой раб посягнул на мою собственность. Собственность, которой даже я сам еще не успел воспользоваться. Я не убил его только из уважения к тебе. Но если подобное повторится, я буду считать себя вправе убить его, не спрашивая на то твоего позволения.
Договорив, Данте все-таки убрал ногу, и Юркмез со сдавленным хрипом отполз в сторону.
– Ты совершенно прав, дон Эльванди, – хмуро произнес Илкер, успевший быстро оценить ситуацию. – Поверь, такое больше не повторится, а мой раб будет сурово наказан.
– Очень на это надеюсь. – Данте отвернулся, демонстрируя, что считает инцидент исчерпанным, после чего приказал надсмотрщику снять с меня веревки.
А затем знаком велел мне следовать за ним в шатер. После всего, что успело произойти за эту ночь, я чувствовала себя настолько потерявшей ориентиры, что просто послушно пошла следом, даже не задумываясь о том, для чего это нужно.
Пожалуй, и хорошо, что не задумывалась, поскольку ничего особенного не произошло. Мне просто велели ложиться спать. Устланное циновками пространство шатра было условно поделено на галлиндийскую и арканзийскую части. Меня определили в угол первой. При этом Данте поручил надсмотрщику и телохранителю присматривать за мной – видимо, остаток ночи им в любом случае предстояло поочередно дежурить.
Сколь ни удивительно, я быстро уснула. Поскольку ночь выдалась короткой, путешественники позволили себе поспать утром чуть дольше и встали не затемно, а уже после рассвета. Солнечные лучи с легкостью проникали сквозь крышу шатра. Внутри было тепло и душно. Куда только делся ночной порывистый ветер?
Я протерла глаза спросонья и только теперь поняла, что меня разбудило. Доносившиеся снаружи крики. Крики, следовавшие за свистом рассекаемого плетью воздуха. Илкер исполнил данное Данте обещание наказать виновных.
Бертан оказался небольшим городком, лежавшим на нашем пути. Он расположился там, где суровая природа пустыни отступала благодаря слиянию двух узких речушек. Здесь они солидно величались реками, хотя после тех рек, что доводилось видеть мне (когда и другой берег-то при плохой погоде непросто разглядеть), напрашивалось скорее слово «ручей». Помимо этих источников здесь был один бьющий из-под земли родник и два колодца, так что воды оказалось достаточно, чтобы в долине между речками возникло небольшое поселение.
Впрочем, размеры размерами, а к строительству здесь подошли основательно, так что Бертан действительно выглядел как город, пускай и не был обнесен стеной. Добротные каменные дома, хорошо сохраняющие ночную прохладу; многие из них двух– и трехэтажные – известный способ поселить на относительно маленьком пространстве побольше людей. Небольшая, но аккуратная городская площадь с помостом и башней, на которой даже размещались внушительные часы. Лавки с такими товарами, как глиняная посуда, ковры и полупрозрачные ткани, модные среди обитательниц здешних богатых домов. Здесь было значительно чище, чем в Остане. Чище и не так шумно.
Как я поняла, места на постоялом дворе были заказаны для нас заранее; не иначе Илкер или даже его хозяин (как его там? кажется, Селим-паша?) успел отправить сюда гонца. Однако сам двор еще следовало найти. Мы остановились, чтобы спросить дорогу у торговца, сидевшего возле дверей своей лавки. Напротив был расположен храм – светлое одноэтажное здание с куполообразной крышей, и возле него – высокая башня, на верхушке которой располагалась открытая всем ветрам площадка. Такие башни возводились при храмах для того, чтобы любой человек мог, поднявшись, приблизиться к богу. Вот только все окна здания были почему-то занавешены черной тканью. Прямоугольный кусок черной материи был также прикреплен к каменной стене башни, и его периодически принимался трепать ветер. Странный контраст. Вроде бы в Остане я не видела ничего подобного. Хотя могла, конечно, просто не заметить. Да и вообще, много ли я успела там увидеть?
– Что это? – спросил у торговца Ренцо, указывая как раз на ту самую черную ткань. Ага, стало быть, нормой это здесь не является, и я не единственная, кто обратил внимание на данную деталь. – В городе траур?
– Скорее, в самом храме, – с грустью ответствовал торговец. – Вчера одна девушка спрыгнула с самого верха. – Он устремил взгляд на башню. – Ей не было еще и семнадцати лет.
– Известно, почему она так поступила? – хмурясь, спросил Ренцо.
Торговец кивнул.
– Она была рабыней. Хозяин обратил внимание на ее красоту, ну и… – Он замолчал, дескать, сами все понимаете. – Нет, он, конечно, был в своем праве, – понизив голос, продолжил торговец, обращаясь исключительно к галлиндийцам, – но я, признаться, не одобряю такого поведения. Жестокость по отношению к рабам к добру не приведет, не зря в некоторых городах за нее стали наказывать по закону. – Он опасливо покосился на наших арканзийских спутников, после чего более нейтральным тоном закончил: – Вот потому и траур.
От услышанной истории мне стало основательно не по себе. На глаза даже навернулись слезы – так живо я представила эмоции, испытанные совершенно незнакомой девушкой в последние минуты ее жизни. Никогда прежде я не замечала за собой такой сентиментальности. Но, видимо, слишком легко оказалось сейчас отождествить себя с той неизвестной рабыней. Я медленно подняла взгляд и завороженно посмотрела на открытую со всех сторон площадку.
Вот оно, идеальное решение. И как только это сразу не пришло мне в голову? Главное – получить возможность подняться на такую башню, но, раз туда пускают рабов, это должно удаться и мне.
Меж тем торговец объяснил нам, как проехать на постоялый двор. Оказалось, что именно на его территории находился привлекший наше внимание храм. Постоялый двор предназначался, в частности, для знатных господ и, кроме всего прочего, обеспечивал их возможностью вознести свои молитвы, не выходя для этой цели на улицу. Судьба определенно была ко мне благосклонна.
Рабов, разумеется, селили отдельно от их хозяев. Господа с комфортом отдыхали в комнатах второго и третьего этажей, все их распоряжения выполняли местные слуги. Рабов же устраивали на первом этаже, где для них были отведены две комнаты – одна для мужчин, другая для женщин.
В то время как господ и их свободных слуг сопроводил наверх хозяин двора, нас препоручили здешнему надсмотрщику. Тот сразу же повел нас в предназначенные для рабов помещения. Сначала завел Берка и Юркмеза в спальню, отведенную для мужчин. Я успела мельком заглянуть туда через распахнутую дверь. Просторное помещение, главным образом заполненное лежащими на полу матрасами. Они были разложены в несколько рядов; некоторые пустовали, на других сидели или лежали рабы, а рядом валялись мешки с их скудными пожитками. Дверь за новичками закрылась и была заперта, после чего мы направились к точно такой же комнате, только женской.