Гаечка снова рассмеялась.
– Хорош гнать, Румын! – сказала она. – Твоя песенка спета! И не пудри мозги моему сталкеру!
– Заткнись, коза! – заорал Румын и заерзал на месте, прикрывая раны ладонями. – Сейчас я до тебя доберусь! Шкуру спущу!
– Сам заткнись! – взвизгнула Гаечка, затем загребла в ладонь земли и сухой травы и швырнула в сторону бандита.
– Послушай меня, старик, – продолжил Румын. – С таким ранением я еще какое-то время поживу, ведь пацан я был здоровый, спортом занимался. Примерно сутки у меня есть. За это время ты сможешь дотащить меня Периметра. Гаечку ты донесешь тоже – базара нема! – но баба – есть баба, силенок у нее поменьше, к тому же она – наркоманка конченая. Сдохнет на полдороге, это я зуб даю!
– Да пошел ты! – окончательно вышла из себя Гаечка. – Костыль, скажи ему! Костыль!
Садовников, открыв рот, смотрел, как при свете звезд, зажав под мышками большие пальцы и высоко вскидывая босые ноги, выплясывает зажигательный еврейский танец мертвый Кабан.
– Костыль! – в два голоса завопили Гаечка и Румын, и только тогда Садовников очнулся. Кабан лежал в луже крови и нечистот, как ему и полагалось.
Сталкер сплюнул, ощущая тошноту.
– Да как вы вообще курите эту гадость! – в сердцах проговорил он.
– Я вот реально говорю, спаси лучше меня! – Румын лежал, приподняв голову, и с надеждой смотрел на сталкера. – У меня деток двое. Две дочки. Век тебе добро помнить будем. А кто такая Гаечка? Паразитка, вошь лобковая. Я ее сразу выкупил – падла она, Костыль! Плевка не стоит! Мразь!
Садовников с сомнением поглядел на девушку-сталкера. В темноте ее груди белели, словно мрамор. На губах была легкая улыбка Джоконды. А еще Гаечка делала странные пассы руками, точно перебирала перекладины невидимой лестницы.
– Я над тобою кружу… над тобою… кружу… – шептала она.
– Видишь, – назидательно заметил Румын. – У нее приход. Ей и так хорошо, умрет счастливая. А я еще пожить хочу.
Сталкер подошел к Румыну, присел рядом на корточки.
– Возможно, ты и прав, но ничего не выйдет, – сказал он со вздохом. – Попробую спасти ее, потому что так решил.
Румын заулыбался, снова заерзал, закачался по колкой щетине сухой травы.
– А ты подумай еще раз! – попросил он заискивающе. – Я чувствую в тебе сомнения, старик!
– Нет сомнений. – Садовников снова вздохнул и покачал головой.
Румын закусил губы, задумался. Было слышно, как бурчит в его продырявленном животе.
– Кружу… над тобой… – бесперечь повторяла Гаечка.
– Слушай! – Румын сверкнул белками глаз. – Если ты не хочешь мне помочь, тогда – не впадлу! – пристрели меня!
Садовников опешил:
– Чего-чего?
– Ну… добей, сделай контрольный в голову, – развил мысль Румын.
– Не-не, я так не могу!
Бандит бросил на Садовникова полный укора взгляд:
– Ты что – садист? Помогать не хочешь, добивать отказываешься. Я, по-твоему, должен сутки истекать кровью и страдать, прежде чем сдохнуть? Живодер!
– Я могу тебе кеторольчика отсыпать… – неуверенно предложил Садовников.
– В жопу себе его засунь! – обиделся Румын.
Садовников потер виски жестом смертельно уставшего человека.
– Как же вы меня все достали… – просипел он. – Ладно. Я сделаю это. Будь спокоен – мучиться не придется.
Румын матюгнулся и зажмурился.
– Тогда – вперед! Не тяни! Сделай это сейчас.
Садовников встал. Ощущая себя последним подонком, вытащил из кобуры ПМ. Прицелился, прикрыв один глаз.
– Погоди! – Румын снова засверкал белками.
– Чего опять? – проворчал сталкер.
– Я хочу о хорошем напоследок подумать. Дочек вспомнить.
– Раньше нужно было о них думать, – упрекнул Садовников.
– Не учи меня жить, ублюдок! – парировал бандит и снова зажмурился.
– Ну что, готов?
– Нет, конечно! Погоди еще чуть-чуть…
Садовников выстрелил.
25 августа 2015 г.
Новосибирская Зона Посещения,
окрестности ботанического сада РАО
На пути назад Садовников запомнил каждый шаг, потому что это был самый сложный переход в его жизни. Гаечка весила шестьдесят с чем-то килограммов, ее приходилось нести на спине, как мешок с картошкой. Иногда она пыталась идти сама, но быстро выбивалась из сил. Садовников тоже чувствовал себя загнанной ломовой лошадью. Хромая нога сначала болела, а потом потеряла чувствительность, превратилась в неповоротливый и ненадежный кусок мяса. Приходилось тратить силы, которых и так было с гулькин нос, на то, чтобы не терять равновесия. А еще – чтобы пробрасывать дорогу гайками и не терять бдительности, ведь Зона в любой момент могла накрыть бродячей аномалией.
Иногда Гаечка пыталась завязать беседу. Но, черт возьми, лучше б она помалкивала!
– Как от тебя воняет… дышать нечем! Можешь потеть чуть меньше?
– Так точно, ваше императорское величество! – хрипел в ответ Садовников, стараясь не упасть.
– А ты в натуре хотел, чтоб я вышла за тебя замуж?
– В натуре.
– Зачем? Борщи варить я не умею, тапочки в зубах мужикам тоже не приношу.
– А может, ты помолчишь?
– Ответь.
– Нет ответа.
Чужие звезды плыли по небосводу, серели пятна кометных хвостов и галактик. Перед затуманенным взором изнуренного сталкера качалась линия горизонта.
– Костыль, я замерзла.
– Это потому, что ты много крови потеряла.
– Нет, я умираю. Финиш. Вот и конец. Это точняк. Без базара.
– Тебе нужно подкрепиться. Хочешь перекусить? У меня есть хлеб, сало, колбаса…
– Ты дурак? У меня, блин, сквозная рана!
– Видел я твою рану. Не такая уж она и страшная. Всего лишь бочину пропороло. Если б пуля ближе к позвоночнику прошла, то мы бы уже не разговаривали.
– Я не умру, что ли?
– Почему же? Умрешь. Все когда-нибудь умирают. Но ты сыграешь в ящик раньше, если не бросишь долбаное «экзо».
– Костыль, кстати! У тебя осталось еще? Ну хоть немного? Хотя бы децл? Крапаль?
– Нет, я израсходовал все.
– Слушай, а может, ты вернешься? Я подожду тут, а ты сходишь, пошаришь в карманах у тех упырей, а? Давай, Костыль! Ведь это не могла быть вся «травушка»!
– Сейчас, уже бегу.