В один из таких ярких дней, когда краски заката пламенели в небе, явился Гамид эль-Алим. Он приехал верхом и в своем белом одеянии, пестром кафтане и тюрбане с драгоценными камнями показался ей видением из арабской сказки.
Остановив лошадь у ворот, он спросил, улыбаясь:
– Вы не узнаете меня?
Спрыгнув с лошади, он подошел к ней, заметив восхищение в ее глазах.
– Как вы великолепно выглядите в этом костюме! – сказала она откровенно и добавила с улыбкой: – Словно сошли с картины.
Он радостно улыбнулся:
– Видите ли, я нахожусь в родной мне обстановке. Может быть, потому я произвожу такое впечатление.
Они медленно направились к гамаку, около которого стояли складные стулья.
Гамид, указывая на гамак, попросил:
– Сядьте снова.
Каро удобно устроилась в нем, а он сел около нее и, достав свой плоский портсигар, осыпанный бриллиантами, закурил папиросу.
– Какое у вас красивое кольцо на руке! – сказала она внезапно.
Горящая спичка упала на ладонь Гамида, он сомкнул пальцы над ней, не замечая боли. Кольцо скрылось в складках бурнуса.
Не отвечая на замечание Каро, он спросил:
– Скажите, вы теперь довольны?
Каро тихо рассмеялась:
– Очень, вы даже не можете себе представить, как я рада. Сначала я была поражена окружающим, теперь я очарована. Я поддалась очарованию тишины, покоя, золотой дали, – понизив голос, закончила она.
– Но вы еще не знаете настоящей жизни пустыни, – спокойно возразил Гамид, – настоящей жизни, которой живем мы. Когда-нибудь я покажу ее вам.
Он пристально посмотрел на нее, и в его спокойных глазах Каро угадала скрытое чувство, словно тайный, важный смысл был в его словах.
Испытывая смущение, почти страх, она быстро произнесла:
– Вы пообедаете со мной, не правда ли, ваша светлость?
Гамид весело рассмеялся:
– Я почту это за честь. Я тронут вашей снисходительностью, вашей добротой ко мне.
Наступили короткие южные сумерки.
Гамид продолжал говорить, расспрашивая о Сариа и Гассане, вспоминал Париж и Каир. Становилось темнее. Гамид задумался. Горящий конец его папиросы вспыхивал в темноте, освещая его лицо и линию шеи.
– О чем вы думаете, Каро? – прервал он молчание.
Первый раз за все время он назвал ее по имени.
Каро ответила с легким, нервным смехом:
– О вас.
Она остановилась, а затем продолжала другим тоном:
– Я думала о том, как живописен ваш костюм.
Появившийся бесшумно Гассан объявил, что обед подан. Он низко поклонился Гамиду, приложив руку ко лбу.
Каро казалось странным обедать наедине с Гамидом. К своему удивлению, она заметила, что он употреблял духи, сладкое благоухание которых доносилось до нее.
– Какие духи вы употребляете? – спросила она. – Мне очень нравится их запах.
– Это арабские духи со странным названием «Дивный час», – ответил Гамид.
В его голосе дрогнуло теплое чувство. Легкая краска залила лицо Каро.
– Красивое название, – сказала она рассеянно.
– Как хорошо прожить дивный час, воспоминание о котором навсегда останется в памяти, – тихо произнес Гамид.
– Где находится ваш лагерь? – спросила Каро.
– Вон там, вблизи гор, – указал он на восток.
– Но вы должны переплыть Нил! – воскликнула Каро удивленно.
– Что же вас удивляет? У меня есть фелука.
– О, я понимаю, – ответила Каро и заговорила о своей жизни на вилле, о золотых песках пустыни, о глубоком покое и одиночестве, которое подчас тяготило ее. – Я думаю, что женщине, принадлежащей к обществу и привыкшей к шумной жизни больших городов, не так легко отречься от своих обычных интересов, друзей и развлечений, – закончила она.
– Вы думаете, что для такой женщины было бы жертвой провести всю жизнь в пустыне? Вы считаете, что все эти обычные интересы, друзья и развлечения имели бы для нее такое значение, если бы она полюбила человека, с которым должна была бы остаться в пустыне?
Каро медлила с ответом.
При новых чувствах, проснувшихся в ней, она не знала, что сказать.
– Так трудно ответить на такой вопрос, – произнесла она наконец.
– Неужели? Мне это было бы нетрудно. Я пожертвовал бы всем, собственной жизнью, жизнью других, всеми моими интересами, всем, что заполняет мое существование, ради любимой женщины, ради ее любви ко мне.
Он говорил медленно, тихо и мягко, но в его словах, его голосе трепетала затаенная страсть, лишавшая Каро спокойной уверенности. Скрытая напряженность чувствовалась в них, как бывает всегда, когда мужчина и женщина заговорят о любви.
Запах цветущих апельсиновых деревьев и роз вливался в комнату. Каро в первый раз поняла, какая сила страсти таится в Гамиде. Он был очень живописен в белом широком бурнусе, стройный, высокий и красивый. Они вышли в сад, и он остановился около апельсинового дерева, сорвав благоухающий листок.
Странным, задыхающимся голосом он спросил ее:
– Вы ждали, что я приеду?
К глубокому огорчению, Каро почувствовала снова, что невольно краснеет.
– Конечно, я думала, что вы приедете. Я очень рада видеть вас, – сказала она холодно, почти безразлично.
Гамид рассмеялся:
– Ваш тон противоречит вашим словам.
– Нет-нет, – пробормотала Каро с легким смущением. – Я действительно обрадовалась вам. Несмотря на очарование окружающего, я все же чувствовала себя одинокой, – оправилась от смущения Каро.
Гамид ничего не ответил.
Каро стояла около него так близко, что он слышал ее ровное дыхание. Ему стоило только протянуть руки, чтобы схватить ее в свои объятия. Она была здесь в его власти. Страсть туманила его мозг, опьяняла его, но он сдержался, принудив себя к спокойствию. Он знал, что еще не настало время, и со спокойствием и терпением истого фаталиста решил ждать.
Они медленно шли между кустами роз, из-за которых доносился плеск волн широкого Нила. Гамид заговорил о прогулках, которые они должны были предпринять вместе.
– Вы приедете осмотреть мой лагерь, не правда ли?
– Я бы очень хотела. Расскажите мне о нем.
– Я расскажу вам. У меня очень большая палатка с тремя входами. Она украшена коврами – подобных им вы не достанете ни за какую цену в Париже – и очень просто обставлена мягкими диванами с широкими подушками, с простотой, свойственной всем восточным жилищам в отличие от европейских домов.