— Понятно.
— Побудь здесь, я поговорю с Щербиной, попытаюсь вправить ему мозги.
— Бесполезно.
— Почему?
— Потому что вправлять нечего.
— Ты, наверное, прав, — рассмеялся Кучеренко, — но я все же попытаюсь. До связи и встречи, капитан.
— До свидания, господин майор.
Когда эсбэушник ушел, Дмитрий осмотрел коридор, выходы, территорию, прилегающую к бывшему кафе. Никого. Вернулся в здание, прошел в спальную комнату, оставив дверь открытой, чтобы услышать чьи-либо шаги, и набрал по памяти номер однокурсника и однополчанина.
— Да? — тут же ответил Середин.
— Я!
— Понял!
— Сегодня в то же время в том же месте.
— Буду!
Шрамко отключил телефон, прошел в командный отсек, присел на табуретку, стал рассматривать карту, думая о том, правильно ли он поступает. То, что пытается спасти мирных жителей, однозначно правильно, но, предупреждая врага, он, получается, подставляет солдат той армии, в которой служит. Ополченцы обязательно предпримут меры. И если по прямым разведывательным каналам узнают дату и время начала операции, нанесут опережающий артиллерийский удар и по шестому посту, и по деревне Гурной, где тоже остались жители. Правда, он узнал, что они давно хотели уехать подальше от войны, но их удерживают каратели из нацистской роты «Буг». Ополченцы наверняка нанесут артудар и по Лакино, возможно, по райцентру Кряж. А там людей уже никто не удерживает, и предупреждать их не будут. Вот это следует отдельно и особо обсудить с Серединым. Кому, как не ему, понять желание Шрамко. Роман никогда не был карателем, не стал им и сейчас. Хотя… кто знает. Но все решится на месте, сейчас предполагать, как пройдет разговор, бессмысленно.
А Кучеренко, выйдя из КНП, подошел к ожидающему его Щербине:
— О чем голову ломаешь, Михайло?
— Виноват, пан майор!
— В чем? В том, что думаешь? Думать надо. Вопрос, о чем?
— Я не понимаю, почему вы убираете меня с поста. Сами уезжаете, меня убираете, и получается, что Шрамко окажется на посту один без контроля.
— Ты так и не понял, что я специально предоставляю возможность Шрамко встретиться с начальником блокпоста сепаратистов?
— Нет, — растерялся Щербина.
— А, между тем, это так. Я уеду, ты уедешь, но мы вернемся.
— В смысле?
— Эх, Михайло, Михайло, долго объяснять, что я задумал. Тебе, главное, после совещания у комбата прибыть к мосту, но не со стороны деревни и поста, а с запада, через западный брод. Это где-то километра три вниз по течению.
— Западный брод я знаю.
— К 20.00 ты должен быть в кустах у начала моста со стороны Лакино. Туда же подойду и я. Если у тебя нет надежных людей, я возьму своих.
— Так вы решили взять и Шрамко, и его корешка?
— Наконец-то что-то включилось в твоей голове. Друзья не упустят момент, когда Шрамко останется без прикрытия.
— А если… если, пан майор, случится так, что им удастся уйти?
— Это вряд ли!
— И все же? Ведь тогда о замыслах командования станет известно руководству «сепаров»?!
— Не страшно, потому как никакого наступления в ближайшие, по крайней мере, недели две, в Киеве не планируют.
— Так значит… — Щербина закрыл рот маленькой, совсем не мужской ладонью. — Значит, вы дезинформировали Шрамко?
— Слова какие умные знаешь, — усмехнулся Кучеренко. — Конечно. Неужели я, офицер СБУ, стал бы раскрывать планы командования какому-то капитану, даже если и полностью ему доверял? Да и не мое это дело.
— Но Шрамко вы провели мастерски.
— Учись.
— Учусь.
— Главное, не успешно начать акцию, а успешно ее завершить, впрочем, в исходе дела я не сомневаюсь. Но все, ступай к Шрамко и готовься убыть на совещание.
— Но тогда о чем оно будет?
— Обычное подведение итогов и очередной инструктаж по организации несения службы.
— Понятно.
— В 20.00 быть на месте.
— А оружие?
— Я возьму для тебя. Свободен.
— Есть. Ну и голова! — уходя, пробормотал Щербина и направился к КНП.
Кучеренко довольно усмехнулся. Он любил, когда ему льстили, когда восторгались его способностями руководителя, честолюбие часто брало у него верх над разумом. Потому и не услышал он сигнала тревоги, посланного мозгом, находясь в плену собственного великолепия. А это губило и не таких профи, как посредственный, в общем-то, майор СБУ.
В 14.03 Середина вызвал на связь командир батальона:
— На блокпостах противника наблюдается движение, причем на всех, выставленных механизированной бригадой. Что в зоне ответственности твоего поста?
— Тоже движение, похоже, с шестого блокпоста силовиков кто-то пытается выехать. Из-под навеса выведен командирский «УАЗ».
— Что бы это могло значить?
— То, что «укры» готовят нам очередную пакость. Кстати, друг запросил встречу.
— Интересно. Не объяснил, почему?
— Нет! Только передал, что на том же месте, в то же время.
— По данным разведки, украинское командование продолжает подтягивать к линии соприкосновения тяжелое артиллерийское вооружение. Это и «Акации», и «Грады», и «Ураганы». Подводятся и танковые подразделения.
— Танки — это ударная сила для прорыва обороны, артиллерия — для артподготовки. Не планируют ли «укры» в нарушение всех договоренностей провести очередное наступление?
— Возможно, друг и вызывает на встречу для того, чтобы скинуть информацию по замыслу силовиков?
— Не знаю. Выход для контакта разрешаете?
— Разрешаю, но с соблюдением мер предосторожности.
— Само собой.
— И не поддаваться на провокации.
— А что, Остов, считать за провокацию? Если «укры» ввалят по блокпосту из минометов, это провокация? Или САУ ударят по Горцевску?
— В случае прямого обстрела поста разрешаю открыть ответный огонь, но только в этом случае.
— У меня нет сил подавить минометный взвод.
— О нем не думай, его заставят замолчать.
— Какая-то шаткая обстановка, не находите?
— А когда, Заслон, она была иной?
— Тоже верно. Я все понял, до связи!
— До связи.
Спустя двадцать минут наблюдатель из основного здания доложил, что с украинского поста в сторону Гурной пошел «УАЗ». В нем водитель и лейтенант.
— Лейтенант? — переспросил Середин.