Похоже, последние двадцать лет жизни девизом его стало древнее правило целителей: «Первое: не навреди».
Основная проблема с возвращением в пустыню состояла в том, что Дэниелу бы там не понравилось. А счастье Дэниела стало вторым законом жизни Мариуса, поскольку собственное его благоденствие, способность каждый вечер открывать глаза, хоть сколько-то желая подняться из мертвых и насладиться дарами жизни, напрямую были связаны со счастьем Дэниела.
А тут, в Рио-де-Жанейро, Дэниел и в самом деле был счастлив. Сегодня он охотился в старинном квартале Леда, медленно и неуклонно насыщаясь в гуще танцующей и поющей праздничной толпы, упиваясь не только кровью, но и музыкой. Ах, эта ненасытная жажда молодежи!
Однако Дэниел отлично овладел самодисциплиной, стал мастером в деле насыщения Маленькими Глоточками, а убивал лишь злодеев и преступников. В чем-чем, а в этом Мариус не сомневался.
Прошло уже много месяцев с тех пор, как сам Мариус касался человеческой плоти, приникал устами к животворному эликсиру, ощущал хрупкое, но неукротимое биение сердца живого существа, сознательно или бессознательно борющегося с его безжалостным голодом. В тот раз жертвой его стал рослый, крепко сложенный бразилец. Мариус выследил его в темных лесах Корковаду, шел за ним по пятам все глубже и глубже в самую чащу, пока не уволок из тайного логова для долгого и медленного ритуала насыщения.
Когда это случилось? С каких пор артериальной крови стало Мариусу уже недостаточно, с каких пор ему требовалось вырвать и высосать досуха сердце жертвы? С каких пор он полюбил облизывать самые глубокие раны на теле смертного, вытягивая из них последние капли драгоценной влаги? Он прекрасно мог существовать и без этого, но не в силах был устоять перед соблазном, а потому всякий раз, как дорывался до добычи, старался – во всяком случае, так говорил он себе – насладиться ею по максимуму. Когда он покончил с жертвой, хоронить было особо нечего, лишь бесформенную груду исковерканных останков. Однако он оставил себе трофеи: и не только несколько тысяч нажитых наркоторговлей американских долларов, но и превосходные золотые часы марки «Патек Филипп». Почему? Ну, во‑первых, глупо было бы зарывать в землю такую прелестную вещицу – но с неких пор приборы для измерения времени поистине завораживали его. Пришли поистине примечательные времена – а часы отражали это самым затейливым и красивым образом.
Что ж, пусть пока так и будет. Никакой охоты. Да охотиться и не надо. А часы плотно обхватывали его левое запястье. Неожиданное для него украшение, ну так и что с того?
Мариус закрыл глаза и прислушался, отключая от слуха шум машин под окнами. Взамен рева моторов зазвучали голоса Рио-де-Жанейро: как будто раскинувшийся во все стороны город с одиннадцатью тысячей обитателей превратился в хор, подобного которому еще не слышали на земле.
Дэниел.
Мариус без труда отыскал своего спутника: высокого молодого человека с мальчишеским лицом, фиолетовыми глазами и пепельными волосами. Именно его Лестат так уместно окрестил Любимцем Дьявола. Это он, Дэниел, несколько десятилетий тому назад взял интервью у вампира по имени Луи де Пон дю Лак, тем самым, в невинной неосмотрительности своей, положив начало серии книг, получившей известность как «Вампирские хроники». Это он, Дэниел, пленил разбитое сердце вампира Армана и был обращен им ко Тьме. Это он, Дэниел, много лет страдал и чах – не в силах оправиться от потрясения, отыскать себя, даже самому о себе позаботиться. Мариус взял его под крыло лишь несколько лет назад и сумел вернуть ему рассудок, честолюбие и способность мечтать.
Вот он, Дэниел, – в обтягивающей белой футболке-поло и мешковатых штанах – неистово отплясывает под красными лампами какого-то небольшого клуба с двумя фигуристыми шоколадными красотками. Крохотный зальчик забит битком, кажется – это танцует единое, извивающееся живое существо.
Хорошо. Очень хорошо. Дэниел улыбается. Дэниел счастлив.
Чуть раньше Дэниел с Мариусом посещали в Муниципальном театре представление Лондонского балета. Дэниел в обычной своей обаятельно-рыцарской манере уговаривал старшего друга пойти в клуб вместе с ним. Но Мариус не мог заставить себя согласиться.
– Ты же знаешь, чем мне надо заняться, – ответил он, направляясь к выбранному для работы старому полуразрушенному дому с бледно-голубыми стенами. – А ты держись подальше от клубов, куда часто ходят другие вампиры. Обещай!
Нет, они не воевали с этими маленькими дьяволятами. Рио огромен. Самые большие охотничьи угодья в мире: безбрежные толпы народа, высокое, усыпанное звездами небо, зелень огромных сонных деревьев, бесконечное биение жизни от заката и до рассвета.
– Малейшие проблемы – хоть даже слабый признак, немедленно возвращайся ко мне.
Но что, если проблемы и вправду уже начались?
Что – если?
А вдруг правдив рассказ Бенджи Махмуда о том, как вампирский приют в Токио был безжалостно испепелен дотла, а все, кто пытался из него бежать – испепелены на месте? Когда на следующую ночь сгорело вампирское убежище в Пекине, Бенджи сказал: «Что, если это новое Великое Сожжение? Будет ли оно таким же страшным, как прошлое? И кто стоит за всем этим ужасом?»
Во время последней массовой бойни Бенджи еще не родился на свет. Честно говоря, Мариус сомневался, что это и впрямь новое Великое Сожжение. Да, вампирские приюты в Индии гибли один за другим. Но скорее всего, это просто разборки среди отребья. Мариус достаточно повидал в жизни и знал: такого рода стычки и войны неизбежны. Или, может, какой-нибудь древний вампир, устав от грызни молодежи, вышел на тропу войны и уничтожает тех, кто посмел задеть его.
И все же сегодня вечером Мариус велел Дэниелу: «Держись подальше от приюта вампиров в Санта-Терезе». Сейчас он еще раз послал юноше телепатическое сообщение, вложив в свои слова все силы, что только мог собрать. «Увидишь другого вампира – немедленно возвращайся!»
Был ли ответ на его послание? Слабый шепот?
Мариус сам не знал.
Он застыл на месте, сжимая в левой руке палитру, а в правой занесенную кисть. В голову ему пришла диковиннейшая, самая неожиданная в мире идея.
А что, если самому отправиться к вампирскому приюту и всех там сжечь? Он знал, где находится приют. Знал, что там сейчас отсиживаются два десятка юных вампиров, считающих это место безопасной гаванью. Что, если прямо туда и отправиться, выждать предрассветного часа, когда они все возвращаются домой и укрываются в грязных самодельных могилах под фундаментом – а тогда и сжечь всех до единого? Измолотить крышу у них над головой ударами Огненного Дара, стереть здание со всеми его обитателями с лица земли?
Он так и видел, как делает это! Так и чувствовал, как Огненный Дар сбирается у него в голове, так и предвкушал дивный выплеск силы, когда телекинетическая сила вырывается на свободу подобно змеиному жалу.
Языки пламени, всюду пламя. Дивное, дикое пламя, пляшущее у него в воображении, точно в замедленной съемке – вздымающееся все выше, бьющее во все стороны.