Флавий бежал от Мариуса потому, что тот с самого начала был против того, чтобы Пандора кого-то создавала. Попав в дом Грегори и Хризанты, Флавий воззвал к их милосердию, и они с радостью позволили ему остаться – он был достоин того, чтобы стать Родней по Крови. Ему довелось жить и в Афинах, и в Антиохии, и в Эфесе, и в Александрии. В Риме он не жил, но бывал там. Он обладал познаниями в евклидовой математике и иудейском священном писании (в греческом переводе), умел вести ученые беседы о Сократе, Платоне, «Расуждениях» Марка Аврелия, «Естественной истории» Плиния, сатирах Ювенала и Петрония, писаниях Тертуллиана и недавно скончавшегося Августина Гиппонского.
Ну просто чудо из чудес!
В древние времена, при дворе Царицы, никто не посмел бы наделить Даром Крови калеку. Даже просто некрасивого или нескладного человека не удостаивали этой чести. Любой смертный, приносимый в жертву ненасытного духа Амеля, был агнцем без порока: создателю нового вампира долженствовало сперва убедиться в том, что он наделен не только красотой, но и силой духа, а также иными талантами.
Однако теперь к Грегори явился Флавий: искалеченный еще в бытность свою человеком, но сияющий огнем истинной Крови, созерцательный и красноречивый афинянин, по памяти цитирующий Гомера, играющий на лютне, поэт и философ, сведущий в законах, знающий наизусть истории народов и стран, которых никогда даже не видел. Грегори так много у него почерпнул! Он забрасывал его вопросами, силясь запомнить рассказы и песни, слетавшие с уст этого кладезя премудрости. А как признателен, в свою очередь, был сам ученый муж!
– Я буду верен вам вечно, – повторял он Грегори и Хризанте. – Ведь вы полюбили меня таким, каков я есть.
Подумать только: этот многомудрый вампир знал, где скрыты Мать и Отец всего племени Тех, кто Пьет Кровь. Он видел их глазами сотворившей его Пандоры, жил под кровом Мариуса, под тем самым кровом, где находилась и Божественная Чета.
Как дивился Грегори – бывший Небамун – рассказам Флавия о царе Энкиле и царице Акаше, превратившихся ныне в статуи – живые, но недвижные и безгласные, безучастно восседающие на позолоченном алтаре в окружении буйства свежих цветов! Мариус, римлянин, похитил не сопротивляющихся царя с царицей Египта от древних жрецов-вампиров, хранивших их более четырех тысяч лет. Старейшие жрецы попытались уничтожить Мать и Отца, подставив их лучам убийственного солнца. И когда царь с царицей подверглись столь святотатственному обращению, бесчисленные кровопийцы по всему миру погибли в пламени. Однако старейшим из них суждено было выжить, хотя кожа у них почернела и даже обуглилась, а каждый вздох причинял невыносимые муки. Акаше с Энкилом это глупое покушение вреда не принесло: лишь кожа у них приобрела бронзовый оттенок. Даже сам Старейший, прежде ухаживавший за ними, обречен был разделять муки с теми, кого чаял испепелить дотла.
Однако как бы бесценна ни была для Грегори эта повесть о том, что его былые повелители ныне лишились прежнего могущества, еще более занимала его современность, мир римлян.
– Научите меня, научите меня всему, – твердил он Флавию и Хризанте. Бродя по многолюдным улицам Карфагена, где можно было встретить и римлян, и греков, и вандалов, он старался объяснить своим верным учителям, до чего поразительны богатства мира, которые они, Флавий с Хризантой, принимают как должное. До чего изумителен мир, где у простолюдинов водится золото, на столах полно еды, а сами они разглагольствуют о «вечном спасении».
Давным-давно, в его времена, лишь придворные да горстка представителей высшей знати жили в домах с настоящим полом. Да и вечность принадлежала все той же немногочисленной группке людей, свободно живущих и дышащих под звездами.
Но что с того теперь? Грегори и не рассчитывал, что Хризанта и Флавий поймут его: он хотел сам их понять. Помимо этого, он, как и прежде, черпал познания у своих жертв, насыщаясь не только их кровью, но и разумом. В каком же огромном мире обитали эти простолюдины – и до чего крохотным и бесплодным был мир, что принадлежал когда-то ему!
Не прошло и двухсот лет, как Грегори пригласил в свой кровный клан еще двоих вампиров. Карфаген пал. Мариус с семьей перебрался в Италию, в город Венецию. Новые члены клана подобно Флавию тоже знали знаменитого Мариуса, хранителя Царской Четы. Их звали Авикус и Зенобия, они явились из Византии и обрадовались приглашению Грегори обрести приют и гостеприимство под его кровом.
Авикус, как и Грегори, некогда был Кровавым богом в Египте – и даже слышал рассказы о великом Небамуне, который повел Царскую Кровь в бой, чтобы изгнать Первое Поколение из Египта. Им двоим нашлось, что вспомнить о тех темных и жутких временах, о том, какой пыткой было заточение в каменном алтаре, где кровавому богу полагалось дремать, изнывая от голода, в ожидании пира, когда верные слуги принесут ему кровавые жертвы и будут умолять, чтобы божество заглянуло им в души всепроницающим вампирским взором и отделило невинных от виновных. Как могла Царица обречь столь многих своих соратников на это жалкое существование, душераздирающее одиночество, тоскливое и мучительное прозябание? Небамун под конец тоже успел вкусить этой участи.
Неудивительно, что, столкнувшись со жрецами, Мариус похитил Мать и Отца – вырвался из пут древних суеверий и вернулся к свободной и рациональной римской жизни, самостоятельной жизни.
Авикус был египтянином – высокий, темнокожий, и все еще полубезумный после тысяч лет служения древнему культу крови. Он томился в рабстве у старой религии вплоть до наступления эры христианства. Небамуну же посчастливилось бежать несколько тысяч лет назад. Хрупкая жена Авикуса, Зенобия, блистала редкой, экзотической красотой. Волосы у нее были роскошные, густые и иссиня-черные. Она принесла в дом Грегори целую вселенную новых знаний, ибо выросла во дворце восточного императора. Темным Даром ее наделила одна коварная вампирша, Эвдоксия, что вела с Мариусом долгую войну, но в конце концов потерпела поражение.
Судьба Зенобии оказалась в руках Мариуса, но тот полюбил девушку и принял в свой кровный клан, а потом обучил выживать самостоятельно. Он благословил ее любовь к Авикусу.
Каждую ночь Зенобия остригала волосы и выходила гулять в обличье мужчины. Только дома, в тихом убежище, она снова облачалась в женское одеяние и распускала по плечам черные кудри.
Оба они ни за что в жизни не подняли бы руку против Мариуса – во всяком случае, так они сказали своему новому наставнику. Ведь Мариус – защитник и хранитель Матери и Отца. Он устроил для них великолепное святилище, полное цветов и лампад, а стены там расписаны изображениями пышных садов.
– О да, он прозорлив и образован, этот египтянин, – согласился Флавий. – И даже в некотором роде философ. И уж конечно, патриций – каждой частицей своего существа. Но он предпринял все, что в его силах, чтобы сделать существование Божественной Четы сносным.
– Да, я уже понял, – отозвался Грегори. – История Мариуса становится все более прозрачной. Пусть же никакое зло никогда не постигнет его! Особенно пока он оберегает Божественных Прародителей. Но в одном я поклянусь вам, мои друзья, и слушайте мои слова хорошенько. Никогда и ни под каким видом я не попрошу вас причинить вред другому пьющему кровь, если только он сам не попытается причинить вред нам. Мы охотимся лишь на преступников и злодеев, и стремимся насытиться еще и красотой, что видим всюду вокруг нас – теми чудесами, которые нам посчастливилось лицезреть. Понятно?