— А…
Она легла на кушетку, всё ещё надеясь найти глазами своего родителя или хотя бы услышать его голос, но вскоре взяла себя в руки — медсестра казалась очень учтивой, обходительной и делала свою работу без суеты и спешки, не выказывая при этом ни волнения, ни тревоги. Не верить ей было бы кощунством.
Нелля окончательно успокоилась и, когда над ней нависла мужская фигура в белом халате, даже не пыталась сопротивляться.
Майор схватил её за руки и плотно прижал их к туловищу.
«Что вы делаете?» — хотела закричать женщина, но не смогла, «кричалка», а одновременно и «кусалка» уже была «на замке».
Ковальчук вспорол накладной воротник выходного платья и достал ампулу с ядом.
— Всё — можешь отпускать змею, жало вырвано, а без него она не представляет для нас никакой угрозы!
47
У Селезнёва тоже нашли и, конечно, сразу же изъяли сильнодействующий яд.
— Ненавижу, ненавижу!.. — забрызгал слюной профессор, когда ему освободили рот.
— Побесись немного, это полезно, — успокаивающе похлопал его по плечу Иван Иванович, сидевший рядом в чёрном, точнее сером, «воронке».
Пушнова вела себя спокойно, не плевалась и не бросалась на людей. Однако и в её глазах Ковальчук не видел и тени раскаяния. Беспокойство — да, тревога за свою шкуру — вполне возможно, но никак не сожаление по поводу того, что она следом за отцом стала на преступную стезю, бросила вызов всему советскому народу, созидательный труд которого опять оказался под угрозой.
Что ж, неуёмные господа-империалисты, вашим планам в очередной раз не было суждено сбыться!
48
Председатель Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР Юрий Владимирович Андропов был очень доволен. Всего несколько месяцев он занимает столь важный, ответственный пост в рабоче-крестьянском государстве — и уже такая удача!
Двое предателей, агентов империализма, отец и дочь, вскоре предстанут перед судом.
А славных рыцарей-чекистов ждут очередные правительственные награды. Соответствующее представление он уже сделал.
Нет, сегодня он их обнадёживать не станет. Просто поблагодарит, пожмёт руки, скажет ободряющие слова.
— Товарищ Ковальчук! Иван Иванович, дорогой мой, дай я тебя обниму!
— Только не очень сильно, Юрий Владимирович, стискивать грудную клетку врачи не рекомендуют — сердечко уже не то.
— Да я легонько, по-братски… Карта у тебя?
— Так точно. Селезнёв зашил её в подкладку пиджака.
— Вот это и есть лаборатория фашистов? — Председатель ткнул указательным пальцем в место, обведённое красным карандашом.
— Нет. Там находился ложный объект. Я раскрыл его ещё в конце войны.
— А новый, настоящий — где?
— Ни Селезнёву, ни Пушновой о нём ничего неизвестно. Для этого их и послали на Волынь новые хозяева — американцы. Нелля устроилась в НИИ и пыталась решить поставленную задачу, пользуясь своими связями, а Вениамин Сигизмундович действовал, так сказать, по индивидуальному плану.
— Но хоть какие-то «наводки» у них были? Ведь нельзя действовать исключительно вслепую. При полном отсутствии вводных данных.
— Были. После того как я раскрыл местонахождение первичного объекта, Гитлер в режиме особой секретности отдал распоряжение о строительстве лаборатории на новом месте. Каком? Об этом знали только несколько высших чинов Третьего рейха. Даже Штольце не поставили в известность.
— Лихо!
— Да… Состав группы прикрытия был полностью изменён. Вместо националистов из полка «Бранденбург» к службе привлекли истинных арийцев — эсэсовцев, причём тех, кто давно специализировался на оперативном обеспечении работ профессуры «Аненербе». Вам наверняка знакома эта организация.
— Да-да… «Наследие предков» — любимое детище рейхсфюрера СС Гиммлера.
— Научные сотрудники завозились на объект исключительно в тёмное время суток, солдаты, обеспечивающие их доставку, безжалостно расстреливались эсэсовцами… Но, как я уже сказал, несколько зацепок у нас есть.
— Поделишься?
— Не сейчас…
— Хорошо. Как Селезнёв стал Прокопчуком, выяснили?
— Так точно… Вот справка об освобождении из лагеря этих двух граждан в честь очередной годовщины Октября, её мне представили в Центральном архиве НКВД. По дороге один из них пропал. Всё предельно просто, товарищ Председатель, — такое тогда часто встречалось.
— Понял… Значит, он спокойно вернулся в родной Киев с чужими документами?
— Да. Становиться на учёт не стал, жил чуть ли не взаперти у своей любовницы — Софьи Валентиновны Пушновой, которая ещё до нападения фашистов родила ему дочь, и всё время искал встречи с представителями западных спецслужб. Пока они сами его не нашли. Постарался один из довоенных кураторов, после капитуляции Германии обосновавшийся за океаном. Да, кстати, именно Селезнёв настоял на изменении отчества Нелли: понимал, гад, чем занимается, и не хотел, чтобы его кровинку считали дочерью врага народа…
— Понял. Подполковник Белобородов!
— Майор!
— Мне лучше знать… Вам поручено сформировать личный состав новой оперативной группы по выявлению лаборатории на озере Свитязь.
— Слушаюсь! Одного участника группы я уже знаю.
— Кто этот счастливчик?
— Иван Иванович Ковальчук.
— Товарищ майор, как вам не стыдно? Оставьте наконец ветерана в покое.
— Это его внук, товарищ Председатель. Младший лейтенант, оперативник Волынского управления КГБ.
— Понял. Бери ещё четверых товарищей — и за работу!
— Есть!
Волынская область Украины, начало XXI века
1
Пятый день подряд я «горел». Температура даже утром не падала ниже отметки «39», несмотря на то что матушка, имевшая за плечами сорокалетний опыт работы в медицине, регулярно «подкармливала» меня антибиотиками. Голова трещала так, будто в ней копошились десятки пчел. Ужасно ныли мышцы. Незначительное расстояние между спальней и сортиром приходилось преодолевать десять, а то и пятнадцать минут. Ноги предательски подкашивались, и, если бы не заботливая родительница, я бы уже не раз грохнулся на пол и разбил дурную башку.
Это ж надо так вляпаться посреди лета!
Вода в Сарновке давно прогрелась до +20, и мы с Кливанским [60] никак не предполагали нарваться на неприятность. Полезли за раками уже через час после того, как я приехал домой в очередной отпуск. Потом хорошенько врезали — и вот результат!