– Судить? – эхом повторил европеец. – Мы с товарищем не совершили никакого преступления.
– Ошибаетесь! – расхохотался Зевс. И перешел на английский: – Зачем вам было прилетать с Юпитера, гнусные моравеки? У вас недобрые намерения! Мы с дочкой Афиной лично подстрелили ваш корабль и, честно признаюсь, не верили, что кто-нибудь уцелеет. Прочности вам не занимать, мелкие железки. Ничего, сегодня я сам положу этому конец.
– Ты изъясняешься как чужеродные твари! – возмутился Арес. – Тебе знаком их мерзкий для слуха язык?
– Отцу бессмертных и смертных известны все наречия, сынок! – рявкнул владыка. – А теперь заткнись.
Грандиозный зал быстро наполнялся любопытными зрителями.
– Отправить безногого краба и говорящую механическую собачку в запечатанную комнату, – распорядился Кронид, – а вещи положить рядом, в сокровищнице. Нам нужно посовещаться. Вскоре я объявлю приговор.
Арес и Аполлон двинулись на Манмута. Бежать или драться? – колебался тот. Можно ведь огорошить их внезапным выстрелом из напульсного лазера и рвануть на четвереньках – так быстрее – прочь из огромного зала… Если повезет, нырнуть в кальдеру – и поминай как звали. Да, но… Четыре новых, не представленных великана подняли Орфу, словно пушинку. Европеец посмотрел им вослед – и передумал. Гуманоиды схватили маленького моравека под руки и вынесли, будто надоевшую железную куклу.
Согласно показаниям внутреннего хронометра, друзья прождали в просторной кладовой ровно тридцать шесть минут. Мраморные стены шестиметровой толщины оказались усилены защитными полями, которые, как подсказывали датчики, устояли бы и перед ядерным взрывом.
– Пора включить Прибор, – промолвил иониец. – Все лучше, чем позволить им уничтожить нас без борьбы.
– Да я бы включил, – вздохнул Манмут, – будь у него дистанционное управление… А ведь хотел смастерить! Но потом так увлекся строительством гондолы…
– Ах, эти упущенные возможности! – громыхнул краб. – Ну и хрен с ними. В конце концов, мы попытались.
– Я еще не сдался, – заверил его любитель сонетов, расхаживая взад-вперед и дотошно изучая металлическую дверь.
За ней ощущались такие же мощные силовые поля. Впрочем, если бы Орфу сохранил руки, он бы вырвал ее. Пожалуй.
– Что бы сказал твой Бард о подобном финале? – спросил иониец. – Он когда-нибудь прощался с юношей?
– Ну… – Манмут принялся ощупывать створку органическими пальцами. – Можно сказать, они расстались на ножах, когда выяснили, что занимаются сексом с одной и той же дамой.
– Надеюсь, это шутка? – вспылил Орфу.
Маленький европеец даже замер от неожиданности.
– Как?
– Ладно, проехали.
– А твой Пруст, он-то писал о таких вещах? – заинтересовался бывший капитан.
– «Longtemps, je me suis couche de bonne heure», – процитировал товарищ.
Французская речь всегда напоминала Манмуту звук излишней смазки, хлюпающей в суставах, однако он порылся в базе данных и без труда перевел начальную фразу книги «В поисках утраченного времени»: «Давно уж я привык укладываться рано».
Спустя две минуты и двадцать девять секунд европеец негромко ответил:
– «Дальше – тишина».
Металлическая дверь открылась, и в комнату вошла богиня семи футов ростом. В каждой руке она держала по серебряному яйцу с крохотными черными отверстиями, направленными на чужаков. Внутренний голос подсказал Манмуту: нападать на эту даму опасно и бессмысленно. Тогда он просто попятился и положил руку на панцирь Орфу, прекрасно зная, что друг не почувствует прикосновения.
Бессмертная заговорила по-английски:
– Меня зовут Гера. И я пришла избавить вас, наиглупейших моравеков, от жалкого и бесполезного существования. Недаром я всегда недолюбливала вашу расу.
В воздухе полыхнуло, стены содрогнулись, и комната погрузилась в кромешный мрак.
Как только в Зал Собраний вторгаются Фетида и Афродита в компании Музы, первое мое побуждение – естественно, квитнуться куда подальше. Но ведь это бесполезно: богиня любви наверняка учует поспешное перемещение в квантовом континууме. Кроме того, у меня здесь кое-какие дела. На цыпочках, стараясь прятаться от вошедших дам за толпой и широкими колоннами, потихоньку выхожу из Великого Зала и пячусь дальше по коридору. Арес продолжает бушевать, требуя отчета о прошедших днях. Не нужно напрягаться, дабы услышать визгливое вмешательство Афродиты:
– Отец и владыка Зевс! Еще не оправившись от жестоких ран, я по своей воле покинула целебный бак. Ибо до моего сведения дошло, что один из кратковечных выкрал квит-медальон и Шлем Невидимости, созданный Аидом. Боюсь, беглый смертный творит ужасное зло прямо сейчас, в эту минуту!
Толпа Олимпийцев разражается недоуменно-возмущенным гулом.
Вот тебе и застал врасплох. Не снимая капюшона, мчусь по коридору и на развилке бездумно поворачиваю налево. У меня нет четкого плана – просто надежда натолкнуться где-нибудь на Геру. Дорога опять разветвляется. Куда теперь? Позади нарастает шум. Я зажмуриваюсь и начинаю молиться. Нет, не здешним богоподобным свиньям. Это моя первая молитва – с тех пор, как мама скончалась от рака, оставив на земле девятилетнего сына.
Открыв глаза, я вижу супругу Зевса. Она пересекает коридор в сотне ярдов по левую руку от меня. Высоченные золотые треноги отбрасывают огненные блики на стены и потолок. Мои сандалии громко шлепают; длинные мраморные холлы оглашает эхо. Плевать, если услышат, главное – догнать. Крики в Великом Зале усиливаются. Интересно, как Афродита собирается выкручиваться? Ведь это она снарядила меня и превратила в шпиона-убийцу. Нашел чем забивать голову: чтобы непревзойденная лгунья – и не вывернулась? Истину знаю лишь я один, а меня убрать недолго. Афродиту еще объявят героиней, раскрывшей вероломство беглого схолиаста.
Гера тормозит на всем ходу и резко оборачивается. Я замираю, затаив дыхание. Супруга Громовержца хмурит брови, озирается по сторонам и проводит ладонью по металлической двери двадцать футов высотой. Железо гудит, внутренние замки щелкают, и створка распахивается вовнутрь. Я еле успеваю проскочить, пока богиня не закрыла дверь легким мановением руки. Шелест моих шагов тонет в возросшем рокоте. Гера достает из мягких складок хитона маленькое серое оружие, похожее на морскую раковину с гибельными черными отверстиями.
В комнате находятся только маленький робот и гигантский побитый панцирь. Первый в испуге пятится от богини, кладет чудную человекообразную руку на мятую броню огромного предмета, и я впервые смекаю, что вторая машинка, наверное, тоже робот. Уверен: эти создания не отсюда, не с Олимпа.
– Меня зовут Гера, – вещает бессмертная. – И я пришла избавить вас, наиглупейших моравеков, от жалкого и бесполезного существования. Недаром я всегда недолюбливала вашу расу.