Харман растерянно обвел рукой красные огни на виртуальном пульте:
– Емкости высыхают до того, как исчезнут люди.
– Мой бывший слуга, отродье Сикораксы, сообразил прервать питательный поток, – изрек Просперо. – Все они уже мертвы.
– Проклятие! – Даэман со всей злости ударил кулаком в стену и кинулся к пустеющим резервуарам, светя в каждый фонариком Сейви.
– Уровень жидкости быстро падает, – сообщил он.
– Все равно отправляем их, – заупрямился девяностодевятилетний.
– Кого? Порталы выплюнут мертвецов с голубыми червями в кишках. Давай выбираться отсюда.
– Да ведь он этого и хочет! – воскликнул Харман вдогонку товарищу, который скрылся в самом дальнем ряду, куда искатели приключений еще ни разу не наведывались. Где-то во мраке продолжал метаться тонкий луч фонаря.
Старческий, надтреснутый голос мага завел негромкую и монотонную речь:
Мой милый сын, ты выглядишь смущенным
И опечаленным. Развеселись!
Окончен праздник. В этом представленье
Актерами, сказал я, были духи.
И в воздухе, и в воздухе прозрачном,
Свершив свой труд, растаяли они.
Вот так, подобно призракам без плоти,
Когда-нибудь растают словно дым
И тучами увенчанные горы,
И горделивые дворцы и храмы,
И даже весь – о да, весь шар земной.
И как от этих бестелесных масок,
От них не сохранится и следа.
Мы созданы из вещества того же,
Что наши сны. И сном окружена
Вся наша маленькая жизнь… [29]
– Да заткнись ты, блин! – взорвался коллекционер. – Харман, слышишь меня?
– Слышу, – ответил тот, бессильно прислонившись к панели управления. – Пора уходить, дружище. Мы их потеряли. Ничего не поделаешь.
– Да нет, ты послушай! – Луч света замер на дальнем конце ряда. – Тут в баке…
– Уходим, Даэман! Напряжение падает. Калибан обесточивает лазарет.
Будто бы в подтверждение его слов, Просперо бесследно растаял в воздухе. Огни в резервуарах погасли. Виртуальные экраны начали затухать.
– Харман! – выкрикнул молодой мужчина из полного мрака. – Здесь Ханна.
– Я должен отыскать Ахиллеса и Гектора, – сказал Манмут. – Придется оставить тебя здесь, на утесе.
– Конечно. Почему бы нет? Может, бессмертные примут меня за серый камень и не догадаются сбросить бомбу. Сделаешь мне одолжение? Даже два?
– Разумеется.
– Во-первых, будь всегда на личной связи. Понимаешь, скучновато сидеть одному в темноте, не зная, что творится вокруг. Особенно если спустя какие-то минуты будет запущен Прибор.
– Хорошо.
– А во-вторых, привяжи меня к чему-нибудь тяжелому, пожалуйста. Прикольно, наверное, парить на левитационной упряжи (ну и заумные здесь все же технологии!), но ведь я могу снова улететь в море.
– Уже сделано, – заверил его товарищ. – Специально для тебя нашел самый крупный камень на этой скале.
– Точнее, на погребальном кургане шустрой амазонки Мирины. Великолепно. Кстати, ты не в курсе, что это за дама и почему ей такая честь?
– Понятия не имею, – отозвался европеец.
Потом, опустившись на четвереньки, опрометью кинулся в ахейский лагерь. Некоторые греки с изумлением оборачивались на престранное создание. Прочим было не до него.
К счастью, Манмуту не пришлось рыскать по всему берегу в поисках отважных героев – те сами вышли к заградительным рвам, ведя за собой на старое поле брани уцелевших военачальников и две-три тысячи солдат. Моравек решил соблюдать приличия и встал на задние лапы для подобающего приветствия.
– А, маленькая машинка, – поздоровался Ахиллес. – Где твой господин, сын Дуэйна?
В течение целой секунды европеец переваривал услышанное.
– Хокенберри? – вымолвил он наконец. – Прежде всего никто из людей не является моим господином, как и сам я – не человек. А во-вторых, схолиаст решил наведаться на Олимп и выяснить намерения бессмертных. С минуты на минуту он должен вернуться.
Сын Пелея обнажил белые зубы в ухмылке:
– Отлично. Знание противника никогда не помешает.
– Не слишком-то оно помогло старине Долону, – проворчал Одиссей, который шел как раз между новыми союзниками.
За спинами предводителей расхохотался Диомед. Гектор нахмурился.
– Долон – лазутчик, посланный прошлой ночью в стан ахейцев, – прокомментировал Орфу. – Диомед с Одиссеем изловили шпиона, посулив жизнь и безопасность, вытянули из него все военные тайны, а затем отрубили голову. Полагаю, Лаэртид напомнил об этой истории, потому что не до конца доверяет Гектору, к тому же…
– Давай отложим это. – Манмут спохватился и поменял частоты. – Мне тут надо сосредоточиться.
– Что ты сказал? – рявкнул Приамид.
А он явно не в духе, подумалось моравеку. Хотя, конечно, герой еще не предал земле прах своей матери и сводной сестры, погибших при взрыве. Вот только известно ли ему об этих утратах? Возможно, у Гектора просто дурное настроение.
– Всего лишь вознес краткую молитву моим богам, – ответил европеец.
Одиссей опустился на одно колено и внимательно ощупал тело, руки, ноги, защитный покров пришельца.
– Остроумный механизм. Божество, создавшее тебя, должно быть подлинным мастером своего дела.
– Благодарю, – кивнул Манмут.
– По-моему, я читал эти слова у Самюэля Беккета, – усмехнулся иониец.
– Заткнись! – Моравек выругался. – Никак не запомню, когда переключаться.
– Все молится, – уважительно заметил сын Лаэрта, поднимаясь на ноги. – Как он там выразился? Мол, «я – вообще никто?» Я – Никто… Надо бы запомнить, пригодится.
– О, быстроногий Ахиллес, – изрек европеец на красивом греческом. – Позвольте узнать, что вы намерены делать?
– Еще раз вызовем богов на схватку. Честный поединок или рать на рать, как пожелают.
Манмут окинул взглядом изрядно поредевшие греческие войска; многие бойцы шагали вслед за командиром, истекая кровью. У горного хребта собирались остатки троянских сил – не более тысячи верных мечей.
– И это – ваша армия? – спросил моравек.
– Остальные присоединятся позже, – бросил Пелид. – Итак, маленькая машинка, встретишь Хокенберри Дуэйнида, передай, чтобы искал нас на поле брани, где-нибудь посередине.