«Смуглую леди» заколотила безумная лихорадка, нос и корма снова поменялись местами, лютый встречный ветер сорвал с обшивки последние уцелевшие датчики, а мощные толчки искалечили дюжину внутренних отделений. Системы тревоги дружно завыли, так что любителю Шекспира пришлось просто вырубить их.
Теперь, когда нос оказался впереди, передние камеры неожиданно проснулись и явили глазам капитана поднятый обломками фонтан. (Если это слово подходит для описания двухкилометровых столбов пара и плазмы.) Манмут понял: спустя мгновения подводную лодку постигнет та же участь. Поделившись с другом впечатлениями, он смиренно попросил:
– Может, парашюты? Пожалуйста?
– Нет, – отрезал Орфу. И запустил главные ступени – те, что должны были отделиться и погибнуть еще при вторжении в атмосферу.
Ремни, удерживавшие капитана в кресле, натянулись до отказа. Эх! Где тот упаковочный гель, которым так предусмотрительно заполнили подлодку на взлете? Вокруг дрожащего суденышка молниеносно взметались чудовищные коринфские колонны пара. Голубой океан заполнил все экраны. Ступени с ревом вращались, замедляя сумасшедший полет «Смуглой леди». Но вот огонь прекратился, и они, отделившись, умчались в атмосферу. Водная гладь угрожающе мерцала километром ниже: на взгляд маленького европейца, она мало чем отличалась от жестких льдов его родной планеты.
– Парашю… – Он уже визжал от страха. И не стыдился этого.
Вверху раскрылись два огромных купола. В глазах у Манмута покраснело, затем потемнело.
Судно ударилось о поверхность моря Фетиды.
– Орфу? Эй, Орфу? – позвал моравек в жуткой тиши неосвещенной каюты, одновременно пытаясь восстановить связь с системами жизнеобеспечения.
Каюта была цела и невредима. Даже кислород исправно поступал по вентиляции. Невероятно. Внутренние часы сообщили: после столкновения прошло три минуты. Скорость корабля – ноль метров в час.
– Орфу!
– Гррр-ааа-уххх! – пророкотала линия. – Что, уже и вздремнуть нельзя?
– Как ты?
– Спроси лучше, где я. Из ниши меня выбросило, и ежели вокруг все еще «Смуглая леди» – хотя не убежден, – значит, корпус проломлен. Здесь вода. Соленая. Погоди-ка, может, я просто описался?
– Но я же тебя слышу, – возразил Манмут, решив не обращать внимания на заключительные слова. – Стало быть, ты на месте. О, сонар начал выдавать информацию. Мы зарылись в ил, неглубоко, на метр. До поверхности – метров восемьдесят.
– А вот интересно, на сколько кусков меня разломало? – прикинул иониец.
– Оставайся там, – велел капитан. – Я сейчас отключу связь и спущусь за тобой. Не двигайся.
Орфу разразился трескучим смехом:
– Это ты мне, старина? А как бы я пошевелился? Когда манипуляторы и двигатели благополучно отправились в те края, куда все мы уходим после смерти… Я краб, потерявший свои клешни. И даже не уверен по поводу панциря. Манмут… Постой!
– Что еще? – Европеец выпутался из защитных ремней и уже отсоединял шланги с кабелями виртуального управления.
– Если… ну, каким-то чудом… ты до меня доберешься… Представим, что коридор внутреннего сообщения не расплющился при ударе и двери отсека не спаяло намертво, не покорежило и не заклинило… что дальше-то?
– Сперва посмотрю, как ты. – Хозяин лодки пожал печами, отрывая от себя видеовходы, тем более что мониторы все равно покрыла тьма.
– Нет, ты подумай, старина. Допустим, ты меня вытащил и я не распался у тебя на руках. А потом? Коридоры «Смуглой леди» не рассчитаны на такую громадину, как я. Каюта капитана – тоже. Цепляться за обшивку нечем, будь она неладна! Ты ведь не потащишь гигантского краба на себе, топая по морскому дну ближайшую тысячу кликов, а?
Товарищ замешкался с ответом.
– Я еще функционирую, – продолжал иониец. – По крайней мере общаюсь. Представь себе, кислород еще течет по жилам и в запасе есть кое-какая электроэнергия. Мы уже сообразили, что я по-прежнему в грузовом отделении, хоть оно и затоплено. Так почему бы тебе не запустить лодку и не отвезти нас в более удобное место для личной встречи?
Манмут переключился на внешний воздух и сделал несколько глубоких вздохов.
– Ты прав, – промолвил он наконец. – Давай поглядим, что к чему.
«Смуглая леди» умирала. Маленький европеец прослужил на подлодке сотню с лишним земных лет, наблюдал за всеми ее трансформациями, усовершенствованиями, и давно убедился: это не судно, а настоящая крепость. Ей ничего не стоило выдержать давление в метрические тонны на квадратный сантиметр или, к примеру, тяготение в три тысячи g. Однако и самая крепкая система не бывает сильнее своего слабейшего звена. Злополучная энергетическая атака марсиан превзошла допустимые перегрузки, и вот вам, пожалуйста.
Корпус покрыли опасные разломы и непоправимые ожоги. Нос зарылся в ил и уперся в жесткое дно, наружу из грязи торчала лишь часть кормы. Обшивка покоробилась до неузнаваемости, двери наглухо заклинило, десять из восемнадцати резервуаров с балластом получили повреждения. Коридор между капитанской каютой и грузовым отсеком частично обрушился и был залит водой. Две трети шпионской невидимой оболочки обгорели, захватив с собой в небытие все наружные датчики. Три сонара вышли из строя, а четвертый работал только в одном направлении. Маршевые двигатели, а также пульсаторы маневрирования вообще не стоили доброго слова.
Но еще большее беспокойство вызывало у Манмута состояние энергетических систем. Таинственное оружие повредило реактор, и тот сохранил всего лишь восемь процентов обычной мощности. Аккумуляторные ячейки перешли на использование резервного тока. В принципе его хватило бы, дабы поддержать необходимый минимум обеспечения; беда в том, что питательный конвертор приказал долго жить, да и пресной воды оставалось на пару дней.
Однако самое ужасное – отказал конвертер кислорода. Топливные батареи прекратили производить воздух. На «Смуглой леди» имелись и внутренние запасы, правда, без пополнения они истощатся за день-два. Капитан искренне надеялся, что раз уж иониец месяцами трудился в условиях полного вакуума, то такая мелочь, как отсутствие кислорода, не слишком ему повредит. И все же… не стоит спрашивать об этом прямо сейчас.
Тревожно пищали датчики систем искусственного интеллекта. Единственное, что еще спасло бы подлодку, – это целый месяц, проведенный в ледяных доках на Хаосе Конамары в обществе дюжин старательных мастеров-моравеков. В противном случае дни «Смуглой леди» – любые дни, хоть земные, хоть марсианские, хоть европейские – были сочтены.
Не теряя контакта с молчаливым другом (больше из страха, что тот вздумает отдать концы без предупреждения), Манмут запустил на поверхность буй перископа, после чего поделился с ионийцем самой оптимистичной информацией, какую сумел собрать. Он мог бы просто «скинуть» все невизуальные сведения, однако предпочел пересказать собственный вариант, а заодно разговорить приятеля.