На постели шевелились две карикатурные фигурки с настоящими человеческими лицами: мужская снизу, женская сверху.
Коллекционер сжал пальцы в кулак, и овал почернел.
– Прости, – спохватилась Сейви. – Я и забыла, что в ваши дни люди не пользуются антиобнаружителями. Подружка?
– Мать, – процедил сквозь зубы Даэман.
Он узнал квартиру, в которой часто играл ребенком, пока мама ублажала за стенкой высокого темнокожего соседа с вечно пьяным голосом. Она не говорила, что до сих пор встречается с этим мерзким Гоманом.
– Давай лучше поищем наших друзей. – Еврейка захихикала. – Надеюсь, им-то не потребуется антиобнаружитель. Хотя кто знает…
Молодой мужчина по-прежнему стискивал пальцы, боясь увидеть неприятную сцену.
– Да убери ты ее, – посоветовала Сейви.
– Как это?
– А как ты избавляешься от стрелки-искателя?
– Просто думаю «отменить»… – «Темная ты старуха», – мысленно добавил он.
– Вот и сделай так.
Собиратель бабочек послушался, и синий овал сгинул.
– Чтобы включить дальнюю сеть, вообрази желтый круг с зеленым треугольником внутри, – сказала Вечная Жидовка.
Коллекционер попытался.
– А теперь подумай о Ханне.
Ярко-желтый квадрат, возникший над запястьем, явил взглядам обоих вид североамериканского материка, потом совершил «наезд» на юго-западную его часть, потом на северное побережье, показал несколько топографических карт и непонятных слов и наконец заглянул под стилизованные кроны деревьев, чтобы обнаружить грубо изображенную фигурку с лицом Ханны; девушка брела в одиночестве, если не считать загадочной закорючки, плывущей рядом.
Сейви опять усмехнулась:
– Забавно, Одиссей не знаком даже общей сети.
– Что-то я его не вижу.
– А вопросительный знак? – Старуха протянула руку прямо в голографический куб и коснулась непонятной загогулины. – Кстати, вон те красные силуэты на краю облака – мы с тобой.
– А девушка? Может, это и не она вовсе? – заупрямился мужчина.
– Подумай: «Ближе».
Даэман ахнул: какие чистые краски! Теперь он мог рассмотреть даже тени от листьев на лице Ханны, которая оживленно беседовала с «вопросительным знаком». Хорошо хоть, ее не застали врасплох, успокоился коллекционер.
Между тем напульсная функция Сейви отыскала Хармана, бредущего подле Ады посреди чудных топографических символов.
– Ну вот, все живы, никто не проглочен динозаврами, – заключила Вечная Жидовка. – Только, шут возьми, когда же мы полетим? Зря они не торопятся. В старые добрые денечки я бы просто вызвала голубков по напульсной функции, но…
– Разве такое возможно? – Обитатель Парижского Кратера с сомнением уставился на пустую ладонь.
– Естественно.
– Почему же я не подозревал об этом? – сердито вопросил он.
Старуха пожала плечами:
– Вы вообще мало о чем подозреваете, мнимые людишки старого образца.
– Как тебя понимать? – окончательно возмутился собеседник.
– Ты что, и в самом деле полагаешь, будто бы в Потерянную Эпоху тела и клетки человечества были нашпигованы вашей генетической наномурой?
– Ага, – произнес Даэман и вдруг осознал, что ничегошеньки не смыслит в этом вопросе, ибо тот попросту не приходил ему на ум.
С минуту Сейви молчала; внезапно ее вид показался собирателю бабочек очень усталым, хотя для женщины, ни разу не бывавшей в лазарете, она еще прилично смотрелась.
– Пошли, заберем их, – встрепенулась старуха. – Я иду за Ханной и Одиссеем, а ты приведи Аду и Хармана. Когда включишь общую сеть, активируй стрелку-искатель, дальше все элементарно. Скажи им, поезд уходит по расписанию.
«Что еще за „поезд“? – промелькнуло в голове коллекционера. – Впрочем, какая разница».
– Скажи, а другие забытые функции у нас есть? – полюбопытствовал он прежде, чем отправиться в лес.
– Сотни, – отозвалась Вечная Жидовка.
– Тогда покажи мне хоть одну.
Ну, сотни – это она загибает. Молодому соблазнителю хватило бы и двух-трех, чтобы пользоваться еще большим успехом у светских леди.
Старуха вздохнула и прислонилась к соньеру. Почти под облаками сорвавшийся ветер зашумел в кронах секвой.
– Я могу показать тебе функцию, которая в конце концов отвадила постлюдей от нашей планеты, – мягко промолвила Сейви. – Хочешь увидеть сплошную сеть?
Мужчина испуганно сжал пальцы, отдергивая руку:
– Если это опасно…
– Нет. По крайней мере не для нас. Ну же, решайся.
По спине Даэмана пробежали мурашки, когда она взяла его за левое запястье, осторожно разжала кулак и плотно приложила свою ладонь к его.
– Сейчас вообрази четыре синих квадрата, под ними – три алых круга, а ниже – четыре зеленых треугольника.
Ничего себе заданьице, нахмурился собиратель бабочек. Картинки непривычно дергались, прыгали, издевательски растворялись перед его мысленным взором. Пришлось напрячь волю, зажмуриться – и вот непослушное изображение успокоилось.
– Открой глаза, – посоветовала еврейка.
Мужчина разлепил веки – и тут же вцепился в край соньера, чтобы не упасть.
Никаких овалов, квадратиков, неразборчивых надписей или примитивных фигурок не было в помине.
Зато преобразилось буквально все вокруг.
Деревья, на которые Даэман прежде и внимания-то не обращал, разве что прятался под их сенью в жаркий день, превратились в огромные, сложнейшие структуры, источники беспрестанного движения красных и зеленых соков жизни, обмена воды, сахара, солнечного света и тепла, прозрачные пласты пульсирующей ткани, омертвевшей коры, вен и пузырьков, пронизанные стрелами силовых векторов, испещренные колонками постоянно меняющихся данных, – если бы мужчина мог прочесть их, его разуму стало бы доступно гидрологическое устройство истинного природного чуда, каким на самом деле являлась простая секвойя. Он уразумел бы, какое давление требуется, чтобы заставить воду, начиная от корней (боже, Даэман опустил голову и увидел эти самые корни глубоко под землей и как они вбирают из почвы энергию), совершить путешествие в сотни футов. И все это без наклона, совершенно отвесно, как будто великан потягивает лимонад через гигантскую соломинку! А дальше – боковое движение, не менее ошеломляющее, по трубочкам толщиной в одну-единственную молекулу, по ветвям в пятьдесят, шестьдесят и семьдесят футов, и при этом нескончаемое всасывание питательных веществ…
Собиратель бабочек отвернулся: солнечное сияние, льющееся с неба, на глазах обратилось в дискретный дождь мощной энергии; вот его впитывают зеленые иглы, а вот он падает на перегной под ногами человека и согревает колонии бактерий – при желании коллекционер мог бы сосчитать их! Окружающий мир захлестывал его мозг потоком информации, волнами данных, где миллионы микроэкологий разом воздействовали друг на друга, обмениваясь жизненной силой, где даже смерть стала частью изумительного танца рождений, преобразований, воспроизведения, роста, голода и его утоления.