— Переговоры о чем? Какие сведения на этот счет? Путч, насколько я понимаю, провалился. Хоть это-то они понимают?
— Они, товарищ Президент, так не считают; точнее, так считают не все. Корягин прибудет вашим, президентским то есть, самолетом и, очевидно, попытается увезти вас в Москву.
— Считаете, что они попытаются увезти меня силой? — встревожился Русаков.
— Следует полагать, не решатся. Да мои бойцы и не позволят им этого. Если только…
— Что «если только»? — мгновенно отреагировал Русаков. — Допускаете, что кто-то из генералов кагэбэ, который прибудет с Корягиным и в сопровождении спецназовцев, попытается вытеснить отсюда вашу группу?
— Во-первых, нас не так-то просто вытеснить. Но дело даже не в этом. На самом деле я имел в виду — если только шефу кагэбэ и министру обороны не удастся психологически сломить вас.
— Психологически? Меня?! — тут же вскинул голову в благородной гордыне генсек-президент. — Если путчистам не удалось это в самом начале, когда я действительно пребывал в состоянии полушока…
— Мне тоже кажется, что время, когда они могли по-настоящему изолировать и нейтрализовать вас, гэкачеписты явно упустили, — невозмутимо признал Буров. — Теперь же обе группы прибывают сюда в поисках взаимопонимания, а значит, и в поисках собственного спасения.
— Как побитые псы — вот в каком качестве они прибывают сюда.
— Только не главный чекист. Тот все еще уверен, что путч можно довести до логического конца, если только вы согласитесь возглавить его.
Русаков коротко, нервно рассмеялся.
— Глава государства, возглавляющий путч против самого себя?! Вы же отдаете себе отчет, что это ни в какие рамки не вкладывается. Они преступно встали на путь государственного переворота, и вы понимаете, что процесс пошел. Это же невозможно скрыть, всё мировое сообщество следит за тем, как эти путчисты ведут к самоубийству не только себя, но и всю страну.
— Услышав от вас нечто подобное, гэкачеписты тут попытаются преподнести все события так, будто ни о каком путче и речи быть не может. На самом деле происходила вами же благословленная попытка навести в стране порядок, причем осуществляли ее официальные должностные лица, с помощью государственных структур, исключительно в рамках Конституции и под присмотром ее гаранта.
— Конечно же они попытаются все свалить на меня, — проворчал Президент и с заискивающим каким-то любопытством посмотрел на генерала. — Только ничего у них теперь не выйдет.
— Следует полагать, — прибег Буров к своей излюбленной фразе.
Русаков понимал, что сведения, которыми поделился сейчас начальник охраны резиденции, исходят не от него; что за новоиспеченным генералом явно стоит кто-то очень влиятельный, но кто именно, какой такой силой поддерживаемый? Только этими терзаниями и был продиктован вопрос, который он хотел задать с самого начала:
— А что происходит в ближайшем окружении Елагина? Если, конечно, по этому поводу вам известно что-либо конкретное.
— По событиям в окружении Президента России сведений не имею, — по-армейски четко отрубил генерал. — Однако предполагаю, что около семнадцати ноль-ноль из «Внуково-2» должен вылететь самолет с большой группой представителей этого самого «ближайшего окружения» российского Президента. Одним из таких представителей будет генерал Ранской с группой спецназовцев. Следует полагать, что с ним прибудет несколько известных деятелей, в частности, депутатов…
У входа в резиденцию появилась Лариса Анисимовна, однако в течение какого-то времени Президент предпочитал не замечать супругу. Услышав сообщение о прилете «группы Елагина» с известным генералом Ранским во главе, он удивленно уставился на начальника охраны, и лицо его явно побледнело.
— Эти еще — зачем?..
Буров не сомневался, что больше всего Русакову нужно опасаться действий именно этого лагеря. Президент наверняка доверится «россиянам», предпочтя вернуться вместе с семейством в Москву, в политическую жизнь страны, на их самолете. Но точно так же генерал главного разведуправления не сомневался, что именно «спаситель» Елагин со своим «ближайшим окружением» сделают все возможное, чтобы, лишив генсек-президента всех постов, похоронить его как политика вместе с коммунистической идеологией и самим Советским Союзом.
Однако сказать об этом Русакову он не мог, причем не потому, что опасался его как все еще властного главы государства, а по совершенно иным, куда более важным соображениям.
Подняться на второй этаж, в свой кабинет или в соединенную с ним гостиную, генсек-президент путчистам так и не позволил. Он специально спустился вниз и принимал их в холле, стоя, заставив, таким образом, «группу товарищей» тоже выслушивать его стоя. Уже в первые минуты Русаков обратил внимание, что среди прибывших нет ни одного из путчистов, входивших в состав группы, которая предъявляла ему ультиматум несколько дней назад. Это слегка огорчило Прораба Перестройки, лишив возможности с удовольствием подтвердить свое мнение о них. Они ведь и в самом деле оказались теми, кем он их попросту, по-народному, назвал — «мудаками».
Хотя Лукашов и Иващенко прилетели на аэродром отдельно от гэкачепистов, однако генсек-президент приказал майору Курбанову, который находился в это время на контрольно-пропускном пункте, любой ценой — выяснением личностей, составлением списка и всевозможными согласованиями с генералом Буровым, — свести их вместе.
Расчет оказался правильным: воссоединение этих двух групп нивелировало разницу в тактике переговоров, которые они выработали еще в столице, принимая решение о поездке на полуостров. Уравненные ненавистным клеймом «путчистов», они теперь вместе переминались с ноги на ногу, явно мешая при этом друг другу милостиво отдавать себя во власть тому, кого еще вчера всячески пытались этой самой власти лишить.
— Улетая на отдых, вы, Владимир Андреевич, потребовали от нас навести в стране порядок, прекратить ее распад, остановить парад бессмысленных суверенитетов республик, — первым заговорил председатель госбезопасности. Голос его предательски дрожал, старчески отвисающий «индюшиный» подбородок расшатывался, как оборванная парусина на ветру, а руки… вот руки все это время ощупывали полы пиджака, словно никак не могли наткнуться на рукоятку затерявшегося пистолета.
— Это ваши прямые служебные обязанности — поддерживать порядок во вверенных вам сферах, — как-то неуверенно проговорил гарант Конституции.
— Только с этой целью, — не позволил втягивать себя в полемику генерал армии Корягин, — и был сформирован Госкомитет по чрезвычайному положению, который…
— …Который лишил Президента конституционных полномочий, — теперь уже неожиданно резко прервал Русаков главного чекиста страны, — выставив его перед народом больным и недееспособным. Мало того, вы, «гэкапутчисты», как вас теперь справедливо называют и в народе, и в прессе, взяли Президента под домашний арест, изолировав его от всего мира. И это — в дни, когда большинство республик уже готово было подписать новый союзный договор; когда переговорный процесс по его подписанию по-настоящему пошел.