При всеобщем, поминальном каком-то, молчании, вдруг послышался негромкий, причитающий голос маршала: «Идиот! Какой же ты идиот!», и трудно было понять, о ком это старый вояка — о только что отрекшемся от него генсеке-президенте или же о самом себе?
Как только гэкачеписты оставили резиденцию, два автобуса с подразделениями Комитета госбезопасности, которые да сих пор скрывались неподалеку, снова приблизились к внешнему контрольно-пропускному пункту.
— Что тут у них произошло? — встревоженно поинтересовался командир отряда у Курбанова, представившись при этом майором Коробовым. — Замечено, что шеф кагэбэ и все прочие ушли отсюда мрачными, причем не то чтобы злыми, а скорее угнетенными, расстроенными.
— Еще точнее — шокированными, — поддержал его офицер ГРУ. — Напоминали группу подельников, которым — всем без исключения — суд только что вынес смертные приговоры, маз-зурка при свечах. Корягин и Кремлевский Лука примчались сюда в надежде, что, вернувшись вместе с ними в столицу, Президент объявит о своем чудесном выздоровлении, возьмет на себя руководство гэкапутчистами и, таким образом, спасет их. Но он отказался даже вступать с ними в переговоры.
— И что же теперь… что дальше? — удрученно поинтересовался Коробов.
— Ты какой приказ получил?
— Вернуться сюда, на прежние позиции, для усиления охраны объекта «Заря». Словом, дело военное.
— То есть вернуться, вооруженно вытеснив из объекта мое подразделение?
— Ну, так прямо сказано не было, — замялся майор, — однако предполагалось, что вам будет предложено уйти отсюда. Что я и делаю — предлагаю.
— Хотя прекрасно понимаешь, что мои бойцы с позиций не уйдут. Силой сунетесь — такую мазурку при свечах устроим…
— Не станем же мы затевать здесь бойню? Свои по своим пулять будем, что ли? По приказу шефа госбезопасности мы передали позиции вам, теперь, по его же приказу, возвращаемся на них. Дело военное.
— А тебе сообщили о том, что вся власть в Москве и во всей России уже в руках Президента Федерации Елагина? Что все армейские части и силовые структуры на территории суверенной России уже переподчинены ему? Мало того, буквально через час-полтора здесь появится большая делегация высокоставленных российских «федералов», под прикрытием группы спецназовцев во главе с генералом Ранским? Президент тут же улетит с ними, а завтра или, может быть, уже сегодня ночью начнутся аресты руководителей этого самого ГКЧП.
— Неужто все замешано настолько круто? — хмельно как-то покачал головой кагэбист.
— Еще более чем ты себе представляешь, маз-зурка при свечах.
— Об этом, о приезде «федералов», речи точно не было, — встревоженно произнес Коробов. — Но в таком случае… Что будем делать?
— Тупо выполнять приказ. Это я тебе как майор майору советую. Пусть твои бойцы рассредотачиваются по внешнему периметру, усиливая охрану, однако при этом делятся с моими рейнджерами сигаретами и жвачкой. Мы же с тобой остаемся здесь и молчаливо созерцаем за тем, что будет происходить дальше.
Запрокинув голову, Коробов удивленно посмотрел на командира «киммерийцев», поражаясь при этом простоте и мудрости предложенного им решения.
— А ведь в правильном направлении мыслишь, майор. Так и действуем.
— Ты ведь знаешь, что именно майоры всегда представали перед миром самой мыслящей частью русского офицерства, — дружески похлопал его по предплечью Курбанов.
В ту же минуту дежурный по КПП подозвал Курбанова к сработавшему в кабинете начальника охраны радиотелефону.
— Истомин говорит, — услышал он в трубке бархатистый, с томным аристократическим придыханием голос «русского лорда». — Бойцы генерал Ранского, как и сам он, вооружены автоматами. Их надо было бы разоружить, но вы к этому не прибегайте. И дело не только в попытке избежать столкновений. Пусть появление вооруженных людей откликнется у хозяина резиденции небольшим шоком; пусть он проникнется тревогой москвичей, которым приходится жить в городе, наводненном военной техникой и солдатами.
— Однако всю вооруженную группу на территорию я не пропущу.
— Всю и не надо. Генерала и пару автоматчиков, для антуража.
А спустя тридцать минут на стоянке у виллы появилась кавалькада из «газиков», предоставленных группе «федералов» армейскими авиаторами. Из них тут выбралось около десятка бойцов в камуфляжках. Генерал Ранской, тоже закамуфляженный, театрально пытался имитировать некое подобие смены караула у главного входа; он суетился и все отдавал и отдавал какие-то команды, которые никто не собирался ни выслушивать, ни тем более — выполнять. Однако продолжалось все это недолго. Как только начальнику охраны и двум мудрецам-майорам, с ироническими ухмылками наблюдавшим за тем, как приезжие автоматчики пытались «подобру» оттеснять их бойцов, весь этот спектакль надоел, генерал Буров своим полубасом решительно и сурово проговорил:
— Да уймите вы наконец своих борзых хлопцев, генерал Ранской. Если бы мы захотели воспрепятствовать вашему появлению здесь, все вы уже сидели бы по кустам за триста метров отсюда.
— Причем сидели бы, к сожалению, уже не все, — вежливо уточнил Курбанов, озаряя генерала своей холодной, парализующей улыбкой.
— Предупреждаю также, что вся территория простреливается моими снайперами, — уведомил Ранского начальник охраны резиденции.— Сейчас я доложу Президенту о вашем прибытии, — проследил он за тем, как ко входу в КПП подтягиваются полтора десятков политиков, — и, если он решит принять вас…
— Он решит, мы в этом не сомневаемся, — сразу же поубавил свою прыть Ранской. — Вы же понимаете, что мы по любому должны попасть в резиденцию.
— Если мы и пропускаем вас, то лишь ради того, чтобы вы могли продемонстрировать, насколько воинственно настроены освободить Президента, — уже откровенно иронизировал Буров по поводу всего этого маскарада. — Однако вместе с вами, генерал, на территорию объекта позволено будет войти только двум бойцам.
— Причем жесткое условие: автоматы за спинами, — дополнил его инструктаж Курбанов. — Малейшая попытка переместить их на грудь будет пресечена снайперами.
Ранской, генерал из афганцев, попытался то ли возразить, то ли приструнить зарвавшихся охранников, но, вовремя осознав бессмысленность подобной пикировки, в сердцах, по-мужицки махнул рукой.
Первым, кто встретился генералу и его автоматчикам, шедшим впереди депутатов, была супруга генсека-президента. Буров уже знал: после отлета «группы товарищей», изнервничавшаяся Лариса Акимовна вспыльчиво укоряла властвующего супруга за то, что он не согласился лететь в столицу вместе с Лукашовым и Иващенко.
Она понимала, что возвращаться в Кремль в сопровождении гэкачепистов Президенту не с руки, да это было бы и небезопасно; а вот почему он не воспользовался самолетом, которым прилетели эти двое, с путчистами вроде бы не связанными, этого она объяснить себе не могла. Супруг, конечно, сообщил ей об ожидаемом прилете группы Елагина. Однако Лариса Акимовна знала, насколько враждебно этот невесть откуда и ради чего явившийся миру Президент России был настроен по отношению к идее «возрожденного Союза», а потому не доверяла ему. Внутренне она уже предчувствовала, что как раз из-за агрессивности Елагина путчисты очень скоро окажутся ситуативными союзниками главы трагически разваливающейся державы.