– Так вот, решил я отправить вас учиться на хирурга, моя дорогая. Все задатки у вас есть, практика тоже, так что пройдете ускоренный курс и вернетесь к нам уже врачом. Ну как вам идея? – и он самодовольно подкрутил усы.
Я аж дышать перестала, настолько это было неожиданно.
– А как же работа? – вся злость куда-то испарилась.
– Учиться будете по утрам, работать во вторую смену. На полную ставку не получится, но зато будет стипендия. Согласны?
– А с чего такая щедрость, Олег Николаевич? – первый шок испарился, и я снова вернулась к своему обычному скептицизму. – И почему я?
Главный постучал ручкой по столу и начал объяснять, уже без официальщины.
– У нас текучка, Марина, сама видишь, какая. Врач только опыта наберется – и в столицу или частную какую клинику. А так я тебя учиться отправлю, а ты мне после этого по контракту пять лет отработаешь, без права ухода. Не боись, с хорошей зарплатой. Зато и тебе прибыль, и мне не надо думать, что завтра очередной врач мне заявление на стол положит. Да и не одной тебе я предлагаю учиться, человек десять со всего госпиталя пойдут.
Я задумалась. В принципе, терять мне нечего, а возможность получить профессию хирурга – моя несбывшаяся из-за отсутствия денег мечта. С другой стороны, терпеть не могу обязаловку, все равно этот договор – узаконенная форма долгового рабства. И на начальство лишний раз не гаркнешь, и не уволишься, когда припрет совсем.
– И когда надо ответ дать?
– Да вот сегодня мне уже документы нужно подать, Марина. Так что походи, подумай и возвращайся. Даю два часа. Учеба начинается через месяц, но списки формируются до конца недели. И чтоб без согласия не возвращалась!
Я вышла из кабинета немного ошеломленная. Походила. Вышла на улицу, покурила. Зашла обратно, решив, что раз уже не надо убегать, приму душ и переоденусь. Сон как рукой сняло, зато заурчало в желудке, и я пошла завтракать в кафе напротив, ругая себя за трату денег. Впрочем, ругала не сильно, ради такой новости можно себе это позволить.
Через два часа я подписала у главного заявление о согласии на обучение за счет госпиталя и застряла у юриста, оформляя договор. Там уже сидело несколько моих коллег, тоже продавшихся в рабство ради диплома врача. Но унылыми они не выглядели, наоборот, все чувствовали какое-то радостное возбуждение.
А еще через полчаса нам сообщили о случившемся на Севере и о том, что вечером мы выдвигаемся в Великую Лесовину на помощь местным медикам. И домой я, конечно, так и не попала. Пришлось спешно помогать упаковывать перевязочные и фиксирующие материалы, переносную аппаратуру и диагностические карты. В госпитале оставалась половина состава, и мы смотрели друг на друга с паникой: они – потому что понимали, что работать придется в два раза больше, а мы – потому что не знали, чего нам там ждать.
И когда я наконец добралась до сестринской, чтобы урвать несколько часов сна, меня можно было уже выжимать. Оттого-то я и не удивилась, услышав окликнувший меня хриплый голос. Кажется, даже если бы передо мной явился весь пантеон богов во главе с Триединым, я бы и тогда не отреагировала.
– Марина, – Кембритч стоял у входа в хирургию, опираясь на свою трость, и спокойно ждал, пока я подойду. И кто его, интересно, пустил на этаж? Потом я вспомнила про аппаратуру в педиатрию и поняла, что виконта теперь и в операционную запустят, если он изъявит желание.
– Лорд, – я подошла к нему, – что-то случилось?
Вблизи я разглядела и синяки под глазами, и общую его какую-то помятость и лохматость.
– Вы слышали про Великую Лесовину? – ответил он вопросом на вопрос, почему-то внимательно разглядывая меня.
– Не только слышала: нас туда отправляют на помощь. Не понимаю, как такое могло произойти. Будто земля сошла с ума.
– Я так и подумал, что вы уедете туда. Поэтому захотел увидеть вас до отъезда. Вы не против?
– На самом деле я собиралась поспать, – честно ответила я. – Я опять с суток, и ноги меня не держат. – Он на мгновение прикрыл глаза, словно от усталости, и я добавила: – И по-моему, выспаться нужно не мне одной.
– Что, паршиво выгляжу? – этот хрипловатый голос снова начал задевать какие-то струнки у меня в груди.
– Как будто вас жевала корова, – кивнула я. – Но не переживайте, я наверняка выгляжу так, будто меня жевало целое стадо.
Люк криво улыбнулся, наклонился ко мне так близко, что еще немного – и коснулся бы губами моего уха, и своим невозможным голосом произнес:
– Вы выглядите как после ночи любви, Марина. Затуманенный взгляд, растрепанные волосы, блуждающая мечтательная улыбка…
– Улыбка? Вам показалось, милорд. Я никогда не улыбаюсь, – со всей серьезностью заявила я, не понимая, почему вообще еще с ним разговариваю. «Флиртуешь, Марина, ты с ним флиртуешь, – ехидно разъяснил внутренний голос. – Мягчеешь, подруга, еще немного, и слюнями его обкапаешь».
– Я тоже так думал, – ответил он серьезно. – Но вы улыбались, клянусь Богиней. Уголками губ, вот тут и тут.
И он мягко провел пальцем по моей нижней губе, от одного краешка до другого.
– Я сейчас закричу, милорд, и вам будет стыдно, – сурово сказала я, задерживая дыхание от его прикосновения.
– Люк, – сказал он, привлекая меня к себе. – Помните? Меня зовут Люк.
Он пах кофе, табаком, кожей и чем-то очень мужским, чем-то очень знакомым. Будто я знала этот запах всегда.
И я словно поплыла в его руках, и стало все равно, что мы в коридоре госпиталя, что из палат могут выглянуть пациенты, а из сестринской – коллеги. Он был гораздо выше меня, и я поначалу уткнулась ладонями в твердую грудь, собираясь оттолкнуть его. И забыла об этом, так и застыв с ладонями на его груди, чувствуя ускоряющийся стук мужского сердца.
Люк провел губами от моего виска к шее, вызывая слабость в ногах и головокружение. Потерся носом о чувствительное местечко за ухом, отчего по позвоночнику вниз побежали мурашки, похожие на крошечные электрические разряды. И когда он скользнул к моим губам и, глядя мне в глаза, стал легкими касаниями, каждое из которых провоцировало какой-то очумелый взрыв в теле, пробовать поочередно то верхнюю губу, то нижнюю, мозг мой отключился. Я со всхлипом потянулась к нему, за первым в своей жизни настоящим поцелуем от настоящего мужчины. И получила его – сначала нежный и сдержанный поцелуй-знакомство, поцелуй-узнавание, от которого пространство сузилось только до нас двоих, а смысл жизни сосредоточился на месте касания наших губ. А затем – поцелуй-огонь, когда стук его сердца стал невыносим, а я стонала ему в губы и слышала ответное хриплое дыхание, когда руки стискивали меня до боли, а его язык творил такое, отчего я плавилась и закрывала глаза, и отвечала ему с яростью, и вся вселенная крутилась вокруг нас огненным смерчем.
Не знаю, сколько это продолжалось, но очнулась я, прислоняясь щекой к его груди, в которой бешено колотилось сердце.