– Берись за канат! – крикнул ему черноволосый, курчавый парень, с проседью на макушке головы. – Мы должны развернуть парус, чтобы не задеть носом этот чертов барк! Да и капитан, кажется, сюда идет!
Рой ухватился за канат, уперся ногами в палубу вместе со всеми, и как раз вовремя. Капитан Питер Галл, который в сопровождении шкипера и боцмана обходил палубы, чтобы увидеть своих людей за работой, остановился напротив Парижанина и, задумчиво оттопырив нижнюю губу, скептически окинул взглядом его и стоящих рядом парней.
– Похоже, что у нас крепкие матросы, Лозьен, – обронил он, обращаясь к шкиперу.
И только теперь Рой, впервые увидевший капитана вот так вот, вблизи, обратил внимание, что у него простое, с грубоватыми очертаниями и угреватой кожей, обветренное крестьянское лицо.
– Ну, нам еще предстоит увидеть их в океане, – ответил Лозьен, очевидно, все еще не привыкший к тому, что капитан судна способен кого-либо хвалить. Вешать на рее – другое дело. – Но так, на первый взгляд… Вы правы.
– А как в команде оказался этот парень? – тросточкой-кинжалом указал капитан «Нормандца» на Роя.
– Дюваль посоветовал взять, – ответил, вместо шкипера, боцман Кашалот. – Старший штурман эскадры, – нажал на титуле Дюваля, – узрел на его руке некие линии, в одинаковой степени ведущие и в океан, и в преисподнюю.
– Вот в этом штурман прав: в определении пути в эти две преисподние Господь утруждать себя не стал. Только я, парень, не поверю, – обратился он к Рою, что ты вырос в тех самых припортовых улочках, из которых выбирался сам Дюваль.
– Я из Парижа, мсье, – ответил Рой, не бросая канате. – Мой отец был войсковым лекарем. Мечтаю немного подработать, чтобы оплатить учебу в университете.
– Странно, но он не врет, – обронил капитан, теряя интерес к Рою-Жаку Парижанину. – Существуют люди, у которых на лице написано, кто они: из семьи портового пропойцы или из семьи интеллигента. Что касается этого парня, то рожа и манеры его особого уважения у палубной братии вызывать, конечно, не будут. Поэтому присмотри, чтобы кто-либо из этих бродяг не всадил этому парижанину нож в спину раньше, чем он успеет дождаться первого стоящего шторма.
– Море требует справедливости, капитан, – признал боцман. – Трюмной тле порой приходится вдалбливать это самым неаристократическим способом. Поэтому я присмотрю.
18
Застолье, очевидно, продолжалось бы еще очень долго, но в это время вестовой передал приказ адмирала: «Всем посторонним покинуть корабли эскадры!»
– Как жаль, друзья, что час расставания настал так скоро и так неожиданно, – завершил их встречу маркграф де Мовель. – Письмо, которое вы, герцогиня, написали вашей матери, будет передано ей лично в руки. Маркграф де Мовель, Гавр, Париж и вся Франция с нетерпением будут ждать возвращения экс-королевы Новой Франции.
– Вы слишком щедры на титулы.
– Наоборот, в данном случае меня можно посчитать скрягой.
Теперь уже в роли провожающей оказалась сама Маргрет. А тут еще последние минуты прощания вновь были омрачены появлением адмирала де Роберваля, кажется, специально поджидавшего их у трапа.
– Что это за званые ужины и балы вы, маркграф, затевали накануне отходя эскадры? – резко поинтересовался он.
– Вам хорошо известно, адмирал, – спокойно парировал маркграф, – что они были даны в честь герцогини Маргрет де Роберваль. Прекраснейшей из высокородных дам, когда-либо ступавших по мостовым Гавра. У вас возникли еще какие-то вопросы, адмирал?
– А вам известно, что мой братец, герцог Николя де Роберваль, попросту…
– Не утруждайте себя объяснениями, адмирал. Мне и присутствующим здесь господам все прекрасно известно.
– Еще бы! Ведь вы не кто-нибудь, а ближайший друг герцогини Алессандры.
– Имя герцогини Алессандры я бы посоветовал произносить с куда большим уважением. В противном случае выход эскадры придется задержать. И в фехтовании вы, адмирал, как мне известно, не сильны. Что же касается поступка вашего брата Николя де Роберваля, то как офицер королевского флота вы должны были бы устыдиться его. И молите Бога, что, во имя сохранения достойного имени герцогини Маргрет, Гавр не узнал о той истинной причине, по какой это прекрасное создание оказалось в одной из самых неудобных кают вашего корабля. Но только посмейте проявить в отношении Маргрет свое… Впрочем, – маркграф махнул рукой и ступил на трап.
Герцогиня заметила, как адмирал побледнел и схватился было за свой короткий абордажный меч, но шедший вслед за маркграфом генерал де Колен остановился напротив него, смерил презрительным взглядом, в свою очередь выдержал преисполненный ненависти взгляд адмирала и только тогда ступил на трап.
А затем Роберваль встретился с презрительным взглядом Маргрет и почувствовал, что герцогиня не сломлена и что даже здесь, на корабле, она готова противостоять и воле отца, и его собственной воле.
– Отправляйтесь в каюту, мадемуазель, – процедил адмирал, – и старайтесь как можно реже попадаться мне на глаза. О вашем питании позаботится кок, об охране – майор Шигль.
– О своей охране я позабочусь сама, адмирал. Но предупреждаю, что пристрелю каждого, кто окажется возле моей каюты в роли тюремщика.
Адмирал смерил ее взглядом, полным едва сдерживаемой ярости, сплюнул за борт и громогласным басом приказал.
– Убрать трап! Поднять якоря! Командор Брэд!
– Я, господин адмирал!
– Выводите эскадру из гавани. Хватит этих слезливых прощаний.
Он вновь смерил герцогиню взглядом, преисполненным ненависти, и, довольный собой, отправился в каюту, показывая своим подчиненным, что сантименты прощания с Францией, с твердью земной его не волнуют.
– Герцогиня, – появился рядом с ней Оран, – там, между каютами штурмана и вашей, есть небольшое пространство для лучников, чтобы, значит, отбивать абордажную атаку.
– Нас уже атакуют? – иронично поинтересовалась Маргрет.
– Нет, просто, там есть прекрасное место, где вы в любое время можете стоять у борта и любоваться берегом, морем. Это будет ваше место, ваша корабельная келья, в которую всем остальным на этом корабле доступ будет закрыт.
– Наконец-то вы сподобились выразиться более-менее внятно. А то: «лучники, абордажная атака…» – молвила Маргрет, провожая взглядом поднимавшегося по сходням адмирала. – Сейчас она пыталась понять, откуда у этого человека столько ненависти ко всему, что его окружает. А главное, предугадать, как сложатся их отношения во время этого длительного путешествия.
Место, предложенное Ораном, и в самом деле было укромным, отгороженным от остальной части кормы стенами надстроек, края которых сходились между собой как бы под острым углом, оставляя лишь небольшое пространство для прохода. Да и то в двух шагах от выхода возвышался палубный рундук с канатами, парусиной и какими-то крючьями.