– Остановитесь же, адмирал! – не выдержал командор Брэд. – Не станете же вы из-за какой-то пустяковой драки, без которой не обходится ни одно плавание ни на одном из кораблей казнить сразу шестерых солдат и матросов!
– Что вы хотите этим сказать, командор?
– Я требую, чтобы вы помиловали тех троих, коих еще не казнили.
– Вы… требуете?! – взъярился адмирал. – А кто вам дал право?! Требовать здесь могу только я.
– Но капитан этого корабля не вы, а я.
– И мы – я и остальные офицеры корабля – готовы подтвердить это! – неожиданно поддержал командора шкипер. И только эта поддрежка несколько охладила пыл де Роберваля.
– Если они виновны, – продолжал тем временем Брэд, – там, в Канаде, их будет судить специальный, нами назначенный суд. Который прежде обязан будет допросить обвиняемых и свидетелей…
– Мне плевать на ваш суд и на ваших свидетелей, – упрямо отрубил де Роберваль, и десяток людей во главе с Рошем схватились за оружие. – Если понадобится, я повешу шестьдесят негодяев, но добьюсь, чтобы на этом корабле и в этой эскадре царил настоящий морской порядок, достойный флота Его королевского Величества. И пусть только кто-нибудь попробует встать на моем пути! Что вы оцепенели?! – рявкнул он на матросов из команды боцмана. – Сами на рею захотели?! Следующего – в петлю!
Рука Роя д’Альби инстинктивно потянулась к мечу. Он понимал, что здесь творится несправедливость и что своей жестокостью адмирал бросает вызов и всей команде, и солдатам охраны, явно провоцируя их на бунт. Но вот зачем он прибегает к этому – оставалось загадкой. Рой уже уяснил для себя, что этот свирепый человек не имеет права командовать экспедицией, что кто-то из аристократов должен вызвать его на дуэль… И больше всего оснований для этого шага есть у него, шевалье д’Альби.
– Даже не пытайтесь, Рой, – перехватил его руку на рукоятке меча Дюваль. Адмирал – не тот человек, который согласится на дуэль. Тотчас же прикажет вздернуть вас, как бунтовщика. При этом вы погубите и себя, и Маргрет.
– Да это же не человек, это зверь.
– Вполне допускаю. Однако выяснить сие следует не сейчас и не на корабле.
Лишь когда все шестеро были казнены и тела их преданы океану, адмирал удосужился зачитать некое подобие приговора, в котором были названы имена повешенных и объявлено, что все они были зачинщиками бунта на флоте Его Величества короля и пытались превратить корабль «Король Франциск» в пиратский.
Как потом выяснилось, даже моряки из эшафотной команды боцмана Роша восприняли этот вердикт как чудовищную ложь. Но никто не решился открыто выступить против адмирала. Де Робервалю и впрямь доставляло наслаждение держать свою эскадру в покорности и рабском страхе.
«Кто-то должен остановить его, – все еще не мог успокоить свой гнев д’Альби. – Кто-то же в конце концов должен пойти на этот шаг!»
Но в ту минуту, когда Рой вновь вернулся к мысли о дуэли, на палубе появилась Маргрет! На ней был дорожный плащ с капюшоном и плотно облегающие тело брюки, заправленные в высокие кавалерийские ботфорты. Рослая, плечистая, она могла сойти за морского офицера или лейтенанта бомбардиров.
Забыв об адмирале и его звериной ненависти, Рой намерился было подойти к ней, туда, в ее закуток между пристройками, однако герцогиня на какое-то мгновение позволила ему встретиться с ее взглядом, едва заметно улыбнулась (казни, только что вершившиеся на палубе, казалось, совершенно не взволновали ее, или же она попросту не подала виду) и поспешно скрылась в своей каюте.
Рой все же не удержался и, осмотревшись, не следит ли кто-либо за ним, подошел к той части надстройки, в которой была каюта девушки. Но как только он попытался задержаться здесь, дверь отворилась и в проеме показалась Бастианна.
– Наконец-то вы объявились! – осуждающе, хотя и вполголоса, молвила она. – Вы что, ждали, пока герцогиня сама разыщет вас и проберется на «Нормандец»?
– Но я же не знал, что она здесь!
– А кто должен был знать? – ехидно поинтересовалась гувернантка, высыпая за борт мусор и какие-то объедки.
– Я ведь только недавно…
– И не подходите сюда больше, – прервала его объяснения корсиканка.
– Совсем? – ужаснулся Рой.
– Совсем. Днем – совсем. Если, конечно, не хотите оказаться седьмым в эшафотной коллекции адмирала.
– А ночью?
– Ночью! Ночью вы просто обязаны прийти. Даже если после этого уж точно окажетесь… седьмым. Все в той же эшафотной коллекции.
В переходе появился кто-то из матросов, и Бастианна благоразумно умолкла. Матрос потянулся к ее талии и, получив оплеуху, счастливо улыбнулся Рою.
– Как только стемнеет… – молвила она, когда шаги «счастливчика» затихли. – Это там, на палубе, каждый на виду. А здесь, в ярусах носовой надстройки – как в лабиринтах подземелья. Так что, авось Бог убережет.
– Извините, если мой визит причинит вам неудобства, стеснит вас.
– Это мой визит в тот же вечер стеснит штурмана Дюваля – ничуть не смутилась корсиканка. – Так и передайте ему.
– Правда?!
– Что «правда»?
– То, что касается старшего штурмана.
– Вам-то какое дело?
– Вы меня спасли, Бастианна.
– Я спасла, я же и погублю, – пророчески наворковала корсиканка.
– Дюваль будет очень рад…
– Ах, вот вы о чем, шевалье!
– Он как раз просил меня поговорить с вами.
– Это о чем же? Должны были уговорить меня пойти в его каюту? Сам он уговорить уже не способен? Даже старую корсиканку? И не пытайтесь оправдывать его.
– Да я…
– И себя – тоже. С герцогиней он, бездельник, храбрее. С чего бы это, как считаете, шевалье? – озорно взглянула на Роя корсиканка.
– Вы на что-то намекаете?
– На что такое я могу намекать? – Корсиканка вдруг повернулась к парню спиной и, запрокинув голову на плечо, чтобы Рой мог видеть часть ее профиля, возбуждающе потерлась о него ягодицами. – Только на то, что герцогиня моложе меня, – вполголоса проговорила она, прекрасно понимая, сколь обжигающе подействовала на парня, столько времени не видевшего женщин, эта ее минутная близость. – Но, увы, не опытнее. В чем господин Дюваль убедится так же, как, может быть, со временем и вы, – с девичьим проворством упорхнула она в сторону каюты герцогини.
Глядя ей вслед, Рой похмельно покачал головой, словно пытался развеять какое-то жуткое видение.
9
Это была одна из самых чудных тропических ночей, какую только Маргрет могла себе вообразить. Жара уже спала, и вечерние сумерки дарили успокоительную прохладу, напоенную планктонными пряностями океана, таинственной музыкой соборно высоких и торжественных небес, под которыми между конусоподобными вершинами двух островов, вырисовывающихся прямо по курсу эскадры, разгоралось мистическое зарево.