Отгремели крики: «Земля!»; величественно отзвучали хоралы здравиц в честь Франции, короля и… адмирала де Роберваля; башмачно отгрохотали по настилу палуб ритуальные языческие танцы матросов, опьяненных зрелищем отчетливо осязаемой земли и еще более пьянящей свободы.
Выйдя на палубу, герцогиня видела, как суровые, закаленные штормами и баталиями морские волки, взявшись за руки, приплясывали, радовались, ликовали и бесились, как дети. Все, что им пришлось познать в этой странной и страшной одиссее, было на какое-то время забыто; все обиды и нарекания – развеяны явлением затерянной посреди величавого океана земли обетованной; все злодеи прощены, а грешники возведены в святые.
При свете луны Маргрет всматривалась в надвигающийся на судно берег, окаймленный ожерельем костров, высокое пламя которых устремлялось к небесной плащанице под ритмичную многоголосицу барабанов.
Кораблей на этом берегу или еще не заметили, или уже не обращали на них внимания. Эскадра выстраивалась на рейде залива, охватывая его четками корабельных корпусов, однако никого из тех, кто веселился сейчас на пологом прибрежье лагуны, это не волновало.
– А ведь в былые времена появление наших кораблей вызывало у этих аборигенов вселенский переполох, – с легкой грустинкой проговорил Дюваль, останавливаясь в двух шагах от Маргрет. – Они воспринимали нас как язычники – апостолов. А теперь, вон, даже не обращают внимания. Совсем страх потеряли. Утром они, конечно, усядутся на свои пироги и возьмут нас в осаду, требуя подарков и превращая наши корабли в лавки менял. Но это будет завтра. А пока что они до полуночи будут жечь костры и плясать, предаваясь любви и прочим своим дикарским страстям.
– Любовь вы тоже относите к страстям дикарским?
– Очевидно, сделал это опрометчиво, – улыбнулся Дюваль. – И потом, все зависит от того, какую именно любовь мы имеем в виду.
И Маргрет вновь почувствовала, как ее влечет к этому мужчине. В который уже раз она вынуждена была признаться себе, что, не окажись на судне Роя д’Альби… Однако, осенив себя этим признанием, герцогиня тотчас же устыдилась его. «Да ты и мыслей подобных допускать не должна! Дюваль – всего лишь увлечение, а Рой – судьба».
– Впрочем, вы правы: на дикарском острове и любовь, очевидно, должна быть дикарской, – предположила герцогиня. – Далекой от той, каковой воспринимают ее и каковую творят в рыцарской Франции.
– Там, на острове, она естественна, – неожиданно вмешалась Бастианна, появившаяся в двери каюты. – «Дикарской» она способна становиться здесь, на корабле, где все очумели от тоски, одиночества и матросского пота. И таковой приносят ее наши моряки на берега лагун.
– Так и случилось бы: мы бы все одичали здесь без любви, не будь на этом корабле вас, сеньора, – отшутился старший штурман.
Неслышимой тенью рядом с ним появился Рой. Обычно он старался как можно реже приближаться не только к герцогине, но и к ее каюте, к тому закутку, в котором коротали время да «дышали океаном» Маргрет и ее гувернантка. Однако сегодня вечер особенный. И рядом – долгожданная земля. Рой решил, что на корабле никому не будет дела до того, что он открыто постоит рядом с Маргрет. Тем более – в присутствии старшего штурмана и гувернантки.
– Постарайтесь сделать все возможное, чтобы оказаться на острове, – проговорил он.
– Прямо сейчас? – с великосветской невозмутимостью уточнила Маргрет.
– А что, было бы неплохо. Но опасно.
– Штурман утверждает, что на островах всякая любовь кого бы то ни было превращается в дикарскую.
– Ну, если на ложе окажется одна из местных туземок… И вообще, господину Дювалю судить об этом легче. Он ведь выходит в море не впервые. Кстати, господин старший штурман, вам приходилось бывать на этом острове?
– На этом – нет, шевалье. Чуть южнее, милях в пятидесяти отсюда.
Маргрет ощутила, как, слушая Дюваля, Рой едва ощутимо провел рукой по ее волосам. И ей почудилось, что океан, с его штормами и погибельной тоской, уже позади, а там, на берегу, ей откроется то романтически неведомое, ради чего действительно стоило идти на такие лишения, на разлуку с Парижем, родным домом, с Францией.
– И вам нравятся эти острова, эта земля?
– После месячного бродяжничества по океану всякая земля кажется благословенной. Но эта и в самом деле напоминает рай. Вечное лето, теплое море. Плоды, которыми можно насыщаться, не выращивая, и которых вполне хватает, чтобы туземцы могли обеспечить себе пропитание, время от времени дополняя их дичью, которой здесь тоже вполне хватает. А еще – набедренная повязка, вместо одежды, на которую не нужно тратиться; да хижины из стволов, веток и листьев, которую любая влюбленная пара способна соорудить себе в течение недели. Ну и, конечно же, любвеобильные, ласковые женщины, которые не пытаются прикрывать свое тело и не пытаются скрывать что-либо из своих прелестей от глаз мужчин.
– Неужели такое возможно? – поневоле вырвалось из уст Маргрет.
– Завтра же вы в этом убедитесь.
– В таком случае вынуждена буду признать, что существуют два совершенно разных, непостижимых друг для друга мира. Которым никогда не понять друг друга и, конечно же, никогда не соединиться.
– А может, их и не следует соединять? – усомнился Дюваль. – Ведь когда попадаешь сюда, появляется ощущение рая. Чего о нашей старой доброй Франции не скажешь.
– Вижу, вы очарованы этой страной.
– Этой – да. Канада, к которой мы, даст Бог, когда-нибудь все же причалим, наверняка, выглядит значительно суровее. Возможно, как Шотландия или Швеция.
– И у вас никогда не возникало желания остаться на одном из этих островов, в кругу жгучих, ласковых и ничего не скрывающих от вашего взора женщин? – коварно поинтересовалась Маргрет.
– Наверно, это было бы мудрым решением. Понятия не имею, почему до сих пор не принял его.
– Вот оно в чем дело: вам не хватает мудрости!
– Храбрости – так будет точнее.
– Когда не хватает мудрости, ее порой безуспешно пытаются заменить храбростью. И потом, надо же помнить, что эти женщины – еще не француженки.
– Как и то, что француженки – еще не корсиканки, – как бы вполголоса, оскорблено напомнила Бастианна и, гордо вскинув голову, перешла к другому закутку, по ту сторону каюты.
Дюваль вежливо извинился и, оставив Роя и Маргрет вдвоем, последовал за ней.
Тем временем матросы убрали паруса и прозвучала громогласная команда боцмана отдать якоря. Продрейфовав еще какое-то время, «Король Франциск» остановился почти посредине лагуны, в каких-нибудь двух кабельтовых от берега. Дыхание моря здесь уже почти не ощущалось. На смену ему пришло влажновато-душное, пьянящее дыхание тропического леса. Воздух залива овеивался жасминным ароматом лесных цветов, а с ближайшей косы, уходившей от берега совсем рядом, справа от судна, доносились пение птиц и какие-то таинственные крики, то ли туземцев, то ли зверей.