Олив вздохнула, вынула из записки синий бумажный флажок и приклеила его к руке.
«Нам необходимо обсудить вопросы чрезвычайной важности, – было написано дальше. – У меня имеются сведения, которые, я уверен, тебя заинтересуют. Если ты согласна принять участие в этом конклаве (конклав – это тайная встреча; слово происходит из средневековой латыни; «клав» значит «ключ», а встречи такого рода нередко проводились в запертых на ключ комнатах), присоединись ко мне во время обеда за нашим обычным столом.
Твой союзник,
Резерфорд».
Сведения, которые ее заинтересуют? Олив скомкала записку в маленький белый шарик. Тут уж Резерфорд ошибался. Ни единого слова больше об этой потрясающей шведской школе она слышать не желала. Запихав смятую записку в карман, она схватила свой сэндвич и потопала в направлении столовой.
Как только Олив вошла, Резерфорд вскинул голову. Он вытянулся за пустым столом, принюхиваясь, как собака, только что уловившая звук, слишком тихий для человеческого уха.
Олив притворилась, что не замечает его. Она повернулась боком, чтобы Резерфорд мог хорошо рассмотреть синий бумажный флаг у нее на рукаве. А потом, чувствуя, что Резерфорд не сводит с нее глаз, вышла прочь из столовой и направилась вниз по коридору, в пустой лестничный колодец, где ее дожидались обертки вчерашнего обеда.
По дороге домой Олив заняла место рядом с незнакомым парнем, чтобы Резерфорд точно не мог к ней подсесть. Стоило дверям автобуса с шипением распахнуться на углу Линден-стрит, как она спрыгнула со ступеней и бросилась бежать, стуча ботинками по усыпанному листьями тротуару. Но стук получался не настолько громкий, чтобы не слышать, как Резерфорд кричит ей вслед.
– Олив! – взывал он. – Олив! Стой!
Олив не обернулась. Долю секунды спустя у нее за спиной раздался топот еще одной пары бегущих ног.
– Олив! – заорал Резерфорд. – Я всю неделю пытался привлечь твое внимание! Я должен сказать тебе что-то важное!
Олив побежала быстрее. Рваные тени высоких деревьев покрывали все вокруг рябью и расчерчивали ее кожу воздушными черными полосами.
– Олив! Во имя нашей дружбы, прошу тебя ОСТАНОВИТЬСЯ!
Теперь-то Олив обернулась. Она встала как вкопанная так резко, а Резерфорд бежал так быстро, что он врезался прямо в нее, и оба свалились в соседские тюльпаны клубком из перепутавшихся ног и рюкзаков.
– Во имя нашей дружбы?! – переспросила Олив, вскакивая на ноги. – Вот уж дружба так дружба, когда один друг скрывает от другого огромную тайну!
– Почему тебя это так бесит? – выдохнул Резерфорд, тщательно отряхивая свою футболку с зеленым драконом, прежде чем выбраться обратно на тротуар.
– Почему ты мне не сказал, что собираешься уезжать? – парировала Олив. – Планировал просто исчезнуть и оставить меня гадать, что с тобой стряслось? Почему это Аннабель должна была мне сказать, что ты от меня что-то скрываешь? Мне что, Аннабель надо верить больше, чем тебе?
– Ты же понимаешь, она именно этого и пыталась добиться своей запиской, – затараторил Резерфорд, нервно покачиваясь туда-сюда в нескольких дюймах от лица Олив. – Она пыталась встать между нами, убедив тебя не доверять мне, чтобы ты больше не давала нам с бабушкой тебе помогать.
– Ну, у нее бы это так легко не вышло, не предоставь ты ей такую замечательный повод! – завопила Олив.
Резерфорд заморгал сквозь мутные очки.
– Ты сама скрывала от меня ужасно важные вещи, – сказал он.
– Я не… – выпалила Олив. – Я имею в виду, откуда ты…
– Привет вам обоим, – вмешался чей-то приятный голос, и мягкая белая рука опустилась Олив на плечо. – Почему бы нам не перенести этот скандал в дом, где соседи не смогут подслушать каждое слово?
Олив подняла глаза на миссис Дьюи, на лице которой застыла натянутая улыбка.
– У меня в кухне как раз остывает свежая порция шоколадного печенья с двойной шоколадной крошкой, – продолжила та, цепко схватив Олив за запястье прежде, чем девочка успела увернуться. – И на сей раз, – уже тише прибавила она, – я настаиваю, чтобы ты зашла ко мне и попробовала.
Нечто в голосе миссис Дьюи подсказало Олив не спорить. Да и слова «двойная шоколадная крошка» не звучали обидно.
Другой рукой мисс Дьюи крепко взяла внука под локоть.
– Пошли, Резерфорд. И помолчи, пока мы не зайдем внутрь.
Резерфорд повиновался команде «пошли», но вот «помолчи», казалось, полностью пропустил мимо ушей.
– Я сегодня получил «отлично» за контрольную по истории, бабушка, – объявил он, демонстративно не обращая внимания на Олив, пока миссис Дьюи подталкивала их вверх по тротуару. – Только в одном вопросе ошибся. Вернее, один из моих ответов сочли ошибочным, хотя по существу он был верным. Вопрос был: «Как назывался период приблизительно с 500 по 1500 года нашей эры?», и учитель ожидал ответа: «Средние века», но, само собой, жившие тогда люди называли свое время не «Средними веками», а «Шестой эпохой», потому что не знали, что живут посередине чего бы то ни было, так что я и написал, что наиболее подходящим названием для этого временного периода будет «Шестая эпоха» в терминологии Августина. – Резерфорд сделал паузу, чтобы перевести дух.
– Всего одна ошибка – это все равно очень хорошо, – сказала миссис Дьюи, открывая дверь и поторапливая Олив и Резерфорда войти внутрь.
– Но я не ошибся, я…
– А ну, оба, марш на кухню, – велела миссис Дьюи.
Когда Олив впервые посетила дом миссис Дьюи, она слишком боялась саму миссис Дьюи, чтобы хорошенько осмотреться, и у нее осталось туманное впечатление о месте, полном растений. Теперь же Олив смахнула туман с воспоминания и добавила на зеленый фон тысячу живых и ярких деталей.
Первое впечатление, оказалось, не обмануло ее. В доме у миссис Дьюи действительно было полно растений. По правде говоря, он немного смахивал на оклеенную обоями теплицу, в которой кое-где попадалась мягкая мебель с оборками. В прихожей, гостиной и столовой громоздились ряды полок, столов и подставок, и все они были заставлены цветочными горшками. С потолка свисали растения с длинными, извилистыми усиками. На подоконниках тянулись к солнцу другие – с маленькими тугими соцветиями. Даже диванные обивки были с узором из листьев и цветов.
Миссис Дьюи затащила Олив и Резерфорда на кухню, где на окне над раковиной выстроился еще один ряд растений, на сей раз в маленьких белых горшочках, и в воздухе стоял аромат расплавленного шоколада. Сотни чайниц, бутылочек и банок, все полные порошков, семян, приправ и специй, – вроде банок, хранящихся под подвалом Олив, но куда более симпатичные и съедобные – словно вытянулись по стойке «смирно» на столах и полках. На безупречно чистом линолеуме стоял маленький столик, сервированный на троих.
Олив плюхнулась на стул, скрестила руки на груди и мрачно уставилась на скатерть. Резерфорд шлепнулся на стул напротив, сердито покосился на Олив и потом тоже переключился на скатерть. Миссис Дьюи расхаживала туда-сюда, цокая острыми каблучками, разливая молоко и выкладывая на блюдо печенье. Наконец, она уселась между ними, обвела взглядом сердитые лица и с любопытством посмотрела на скатерть, пытаясь понять, что же такого та натворила. Затем миссис Дьюи откинулась на спинку стула и тяжело вздохнула.