Book.

Олив снова покачала ногой и поморщилась.

Харви перекатился бочонком по ее лодыжкам.

– Хороший агент просчитывает действия противника на три шага вперед, – шепнул он. – Давай, Агент Олив, прицелься и…

Олив пинком сбросила Харви с кровати.

Боль прошила ее от самых кончиков пальцев на ногах.

– Ох! – простонала она.

– Отличное попадание, мисс, – сказал Леопольд.

– С ней все будет в порядке, – заверил Горацио.

Олив знала, что должна испытывать облегчение. Она знала, что лежать в собственной кровати, когда нарисованный Олдос уничтожен, а все ее друзья собрались вокруг, весьма неплохо. Но чего-то не хватало. Чего-то… Олив дернула гудящими пальцами. Нет. Кого-то.

– Мортон! – прохрипела она.

– Что с ним? – спросил Резерфорд.

– Он там, снаружи! – Задыхаясь, выпалила Олив. – Сам по себе. С нарисованным Горацио. – Как только Олив осознала, сколько времени уже Мортон провел не на глазах, не в Иных местах, паника взметнулась у нее в груди, как разгорающийся пожар. – Он собирается сбежать! – ахнула она.

– О чем ты, Олив? – спросил Горацио у нее из-под бока.

– Он собирается уйти, – умудрилась выговорить Олив, – и потеряться или пораниться и никогда не вернуться!

– Мы его найдем, мисс, – пообещал Леопольд. – Не волнуйтесь.

– Спецслужбы берутся за дело, – прибавил Харви, запрыгивая обратно на кровать.

– Где ты в последний раз его видела? – спросил Резерфорд.

– Он спускался на первый этаж. Следом за другим Горацио.

– Оставайся тут, – велел Горацио. – Просто продолжай шевелить руками и ногами. Мы с этим разберемся.

Три кота выскользнули из двери, Резерфорд на цыпочках вышел следом. Олив услышала, как их тихие шаги тают вдали.

Она уставилась на темный потолок и попыталась по очереди пошевелить пальцами, испытывая обжигающую боль. Олив остановилась, чувствуя себя страшно вымотанной. В конце концов, была глубокая ночь, а она только и делала, что перескакивала из картины в картину, падала в ямы, носилась по лесам, холмам и коридорам. А постель была такая удобная…

Но заснуть сейчас девочка не могла – это было бы отвратительно. Во-первых, Горацио велел не переставая двигаться. Да и Мортон с Горацио-самозванцем все еще были где-то в доме – или где-то за его стенами.

Олив нервно засучила ногами. Она завертела головой из стороны в сторону, что оказалось не слишком уж больно, и начала подниматься на руках, что оказалось очень больно.

Рухнув назад на подушки, Олив постаралась прислушаться к звуку крови, хлынувшей по ее телу, вообразить, как та протекает по нарисованным местам, шипя, потрескивая и дымясь, словно кипяток, попавший на глыбу льда. Она слышала, как сердце бьется у нее в ушах, бум, бум, низко, мягко и размеренно.

Бум. Бум.

И тут, откуда-то издалека до нее донесся еще один «бум».

Бум. Бум.

Олив повернула голову набок и потянулась посмотреть в открытую дверь спальни. Она увидела коридор, слабо сияющий лунным светом. Он был пуст.

Но тут снова послышался стук.

Бум. Очень тихо. Тихо, но четко.

Сердце Олив забилось чуть быстрее. Другой «бум» быстрее не стал. И тогда Олив поняла, что это были за звуки.

Кто-то взбирался по ступеням.

– Резерфорд? – шепотом позвала Олив.

Но шаги были медленные, не как у Резерфорда.

Бум.

– Горацио? Леопольд?

Но шаги не были похожи на кошачьи.

– Эй? – прошептала Олив.

Никто не ответил.

Бум.

Этот шаг раздался очень тихо. И очень близко.

Прикусив щеку изнутри, чтобы не закричать, Олив перевернулась на бок. Боль буквально взревела у нее в руках и ногах, когда Олив перекатилась по кровати и ударилась о пол с негромким шмяк. Собрав последние крохи сил, Олив, извиваясь, заползла под кровать и притаилась там, едва дыша. Ее глаза, выглядывающие из-под пыльных оборок покрывала, уставились в открытую дверь.

В коридоре тихо скрипнуло. От двери по полу скользнула тень.

В эту тень кто-то шагнул.

Олив подняла глаза от подола длинной, чопорной юбки на накрахмаленные манжеты сорочки, на нитку жемчуга и выше – на прелестное, нестареющее, кошмарное лицо.

Аннабель быстро оглядела комнату: трюмо, уставленное банками из-под газировки, беспорядок на комоде, перекрученное одеяло на кровати. Олив затаила дыхание. Все прочие тревоги, планы и мысли исчезли из ее головы. Она знала только то, что ее собственные худшие страхи сбывались, но словно зеркально – Аннабель стояла в ее спальне, а Олив пряталась под кроватью.

Аннабель вновь скользнула глазами по комнате, на долгую, кошмарную секунду задержавшись взглядом на измятой кровати. Потом она отошла от двери и плавно двинулась в коридор.

Олив лежала под кроватью с колотящимся сердцем и лихорадочно думала.

Что же ей делать? Куда и за чем направилась Аннабель? Выйти ли против нее в одиночку? И с каким оружием? Позвать ли на помощь, разбудив родителей, и не только подвергнуть их опасности, но и обрушить шаткий карточный домик хрупких секретов?

Из коридора больше не доносилось ни звука.

Олив, опираясь на все еще зудящие ладони, с трудом выползла из-под кровати и также двинулась к двери. Лунный свет окрасил коридор в оттенки серого, погрузив оба его конца в густую тень. Аннабель исчезла во тьме.

Все еще на четвереньках, дыша сквозь зубы, Олив добралась по коридору до ванной. Она пошарила рукой на столике в поисках спичечного коробка. По крайней мере, у нее будет хотя бы одно оружие против Аннабель… каким бы жалким оно ни было.

Словно дрожащая обезьянка, Олив взбиралась, хватаясь за ручки выдвижных ящичков в ванной, пока не встала на обе ноги. Они еще были онемевшими, но, по крайней мере, было уже не так больно. Олив шатаясь выбралась из ванной и направилась по темному коридору к лиловой спальне.

Черная пасть двери была разинута, старинная мебель и пустая рама портрета Аннабель поблескивали внутри, словно зубы. В комнате никого не было.

Олив медленно пробиралась дальше, проверяя каждую комнату в поисках Аннабель точно так же, как неделю за неделей она делала каждый день. Даже в разгар дня, при лившемся из окон дневном свете, это было страшно. Она и представить себе не могла, что будет заниматься этим во мраке ночи, в одиночку, полупарализованной, точно зная, что Аннабель уже здесь.