Второй раз Эмиль так же неожиданно встретился с Самвелом спустя несколько недель в ресторане. Тот сам подошел к его столику и предложил по окончании ужина сыграть. Отказаться шулер не осмелился. Они выпили по рюмке коньяку и поехали в тот же катран. Играли до утра, и шулер, прекрасно владевший языками почти всех кавказских народов, отпускал разные шутки и прибаутки то на грузинском, то на армянском, то на чеченском или азербайджанском, но Самвел никак не реагировал.
— Ты веселый человек, — расплатившись, сказал он Эмилю на прощанье.
За катраном установили негласное наблюдение, но оно ничего не дало — Самвел больше там не появлялся. Серов полагал, киллер опасный боевик, но отнюдь не ключевая фигура в одной из глубоко законспирированных криминальных структур. Рассуждая с Туром о возможных причинах гибели Павлова и Кацнельсона, Сергей высказал предположение, что дельцы могли войти в соглашение с бандитами, взявшись, например, отмыть грязные деньги, но по каким-то причинам не выполнили оговоренных условий, за что поплатились жизнью.
— В основе капитала практически любого банка лежат криминальные деньги, — говорил Серов. — Откуда бы им взяться, чистым-то, во времена социализма? Лишь только он миновал, как банки начали расти, словно грибы: значит, раскрылись кубышки воровских общаков, подпольного наркобизнеса, торговой мафии и прочей подобной публики.
— Тогда получается: любой банкир — вор? — развел руками Тур. — А сотрудники банка его сообщники, пусть невольные, с которыми он делится награбленным?
— Естественно, — кивнул Сергей. — Криминальные деньги делают новые криминальные деньги. Вспомни, сколько убито банкиров за последние годы? Думаешь, их шлепают просто так?
— Не любишь ты их, — ехидно усмехнулся Володька.
— Кого, банкиров? Не то слово. Я их ненавижу!
Самвел зарылся в тину, Эмиль с ним более не встречался. Несмотря на все понукания и просьбы Серова подергать за нитки связей, чтобы вновь выйти на киллера, шулер от этого категорически отказывался. Он молитвенно прижимал к груди холеные руки и смотрел на сыщика грустными глазами бездомной дворняги.
— Что я тебе сделал плохого, Сергей Иванович? Почему ты хочешь, чтобы меня убили? Пока я в здравом уме и твердой памяти, ни за какие коврижки не полезу к этим головорезам. Лучше посади меня в тюрьму. Тогда нам обоим станет спокойнее.
Переговорить бойкого на язык шулера было просто невозможно, переубедить тоже, поскольку он моментально находил тысячи причин, в силу которых выполнить просьбу уважаемого Сергея Ивановича никак нельзя, и скрепя сердце Серов начал искать другие пути к Самвелу — иногда он умел уважать чужой страх и желание жить, не рискуя шкурой.
Несмотря на все усилия, ни одна из тропок не привела к Самвелу — одни люди откровенно боялись и тут же замыкались, как только о нем заходила речь, другие ничего не знали, а третьи могли поделиться лишь расхожими домыслами, слухами и сплетнями.
…Вернувшись в свой кабинет, Серов сел в кресло у стола, вытянул ноги и с удовольствием закурил.
— Трофимыч приказал тебе не считать ворон, — с ухмылкой сказал он Туру.
— Да? — тот вскинул голову, — А так насчет Трапезникова? Мякишев обещался связаться с Управлением по борьбе с экономической преступностью.
— Забыл, наверное, — предположил Сергей. — Зато опять вливал за Самвела. Как будто тот все еще гуляет на свободе по моей милости или небрежению. Ладно, вот, знакомься, — он перекинул через стол заявление Ларисы. — Я свяжусь с Пуловым и подскочу к нему, а ты сегодня же наведи справочки о гражданине Рыжове.
Быстро пробежав глазами текст заявления, Тур удивленно округлил глаза:
— Ба! Вот это новость! Как же ты раньше не удосужился ничего узнать о потенциальном тесте?
Ирония приятеля задела Серова, и он сердито ответил:
— С чего ты решил, что я собрался с его дочерью под венец?
— Да так, — Володька пожал плечами. — Вроде у вас такой амур, что ты частенько на службу с синяками под глазами заявляешься.
— Не высыпаюсь, — огрызнулся Сергей. — Ехать далеко, вставать приходится рано.
— Конечно, а ночи летом короткие, — подхватил Тур.
— Ладно, давай серьезно. Выясни все факты его биографии, которые могут представлять для нас интерес, и, чего сможешь, о его фирме.
С вечера сильно парило, и воздух казался подобен густой, тягучей патоке, которая медленно и лениво поднималась над раскаленным городом, сгущаясь в темные лохматые тучи. Рано утром они прорвались дождем — холодным, нудным, словно не в свой черед вдруг решила прийти осень, готовая разбросать по тротуарам и дорожкам парков тусклое золото опавших листьев. Город будто вмиг постарел, накрывшись шапкой частого дождя и сырого тумана…
Едва высидев положенное время на утреннем совещании у руководства, Серов заторопился к себе. Тур был на месте.
— Привет! — Сергей пожал ему руку, плюхнулся в кресло и нетерпеливо спросил: — Удалось узнать что-нибудь?
Владимир неспешно открыл блокнот, положил его перед собой и тонко улыбнулся:
— Ты знаешь, Николай Иванович весьма предприимчивый человек.
— Нисколько не сомневался, — кивнул Серов.
Тур посмотрел за окно, где не переставая лил наводящий грусть дождь, и заметил:
— Кроме предприимчивости и оборотистости, он отличается способностью легко менять убеждения, которых, как мне кажется, у него нет вообще.
— Не понял? — недоуменно посмотрел на приятеля Сергей.
— Ну, происхождение у Николая Ивановича самое подходящее, рабоче-крестьянское, поэтому еще во время учебы в Томском университете он быстро смекнул: лучше двигаться по комсомольско-партийной линии, чем корпеть над конспектами и потеть на сессиях, а потом вкалывать на производстве.
— Традиционное начало биографий многих бывших руководителей.
— Ага. И вот наш клиент успешно поднимается сначала по административной лесенке в комсомоле, а потом и в партии, которая, как известно, семь десятилетий была нашим рулевым.
— И чего он там нарулил?
— Дорулился до должности второго секретаря райкома. Тут началась перестройка, и процесс пошел, а вместе с ним и Николай Иванович. И как ты думаешь — куда? Неожиданно для всех он в мгновение ока бросает партийную работу и становится сначала кооператором, а затем президентом приватизационного фонда. Помнишь «всеобщую ваучеризацию страны»?
— А фонд подпитывался золотом партии? — предположил Сергей.
— Чего не знаю, того не знаю, однако вскоре фонд распался, но Николай Иванович успел снять все сливки и слинял из Томска с поспешностью Наполеона, отступавшего из сожженной Москвы. Он моментально распродал все личное имущество и вместе с семьей оказался в Среднем Поволжье, где создал частный банк.
— И стал председателем его правления? — полуутвердительно продолжил Серов. — Значит, скорее всего, лихо обобрал партийную казну и своих бывших коллег?