Совершенно по-иному был настроен начальник контрразведки атамана Семенова и его обер-каратель барон Артем фон Тирбах. Этот тевтонец воспринимал войну как свою родную стихию, которая дарит ему безграничную свободу и безграничную власть над людьми. Он с одинаковым садизмом истреблял и красных, поскольку они были красными, и по малейшему подозрению своих же, белых. Те и те были русскими, а к русским он всегда относился со «снисходительным германским презрением».
В Кротове же — храбром и хладнокровном, да к тому же достаточно юном — барон видел будущего разведчика-пластуна. И не ошибся. После трехмесячного обучения в казачьей школе разведки (в которой Дмитрия обучали, как нужно снимать часовых, захватывать, связывать и переправлять через линию фронта «языков»; метать ножи и стрелять с двух рук, на звук и по движущимся целям, выявлять слежку и маскироваться), его четырежды отправляли на разведку в тыл красных — в район Читы, Иркутска и Нерчинска.
Задания были самые разные: убирать представителей новой власти, проверять явки, пустить под откос эшелон, казнить нескольких перешедших на сторону большевиков белых офицеров. А поскольку уходил он на две-три недели и больше, ему всякий раз позволяли заниматься еще и «вольной охотой», которой фон Тирбах придавал особое значение: оно воспитывала в его диверсантах звериную хватку и волчий характер.
Теперь, по происшествии многих лет, Кротов признавал правоту этого его метода. Именно «вольная охота», действие в тылу врага на удачу, на свой страх и риск, а главное, по своему усмотрению, как раз и нравились Кротову больше всего. А когда однажды другой агент донес на Дмитрия, что тот проявляет особую жестокость не только к тем белым и дворянам, которые перешли на сторону красных, но и к тем, кто не желает активно бороться против них, фон Тирбах вызвал его к себе и долго, не скрывая восхищения, расспрашивал его обо всех совершенных им акциях. Причем Кротов явственно ощущал: завидует, что по известным причинам сам не может отправиться точно в такой же рейд. А коль скоро со всех походов в тыл красных Дмитрий возвращался, полностью выполнив задание, то, по представлению генерала фон Тирбаха, главком Семенов присвоил ему чин штабс-капитана.
Кто знает, как сложилась бы дальнейшая судьба разведчика и диверсанта Кротова, но однажды, теперь уже по личному заданию атамана Семенова, он отправился во Владивосток в качестве негласного соглядатая действий тамошнего белого Правительства Приморской области и командования вооруженными силами этой же области, с которыми атаман вступил в жесткую конфронтацию. Вот только выполнять это задание уже не имело смысла. Семенов ушел в Китай, а оттуда, по слухам, отправился то ли во Францию, то ли сразу в Канаду. Но поскольку действовать Кротову приходилось в тылу своих же, белых, то ему не оставалось ничего иного как поступить на службу в армию этой самой Приморской области.
И тут вновь на его пути встретился генерал Рыков, который как прекрасный знаток английского направлялся от имени Пример-ского правительства в составе делегации в США, на переговоры. Возвращаться генерал не намерен был, за рубеж отправлялся с немалым запасом золота, а потому нуждался в надежном, крепком и отчаянном попутчике. Именно такого он и увидел в лице Семенов-ского контрразведчика и диверсанта Кротова. И не ошибся.
Когда перед посадкой на уходившее из Владивостока американское судно русский таможенник попытался осмотреть саквояж генерала Рыкова, его адъютант Кротов оттеснил служаку и, ткнув из-под полы расстегнутой шинели дулом пистолета в бок, жестко произнес: «Контрразведка. Жизнь вам дороже чужого золота, разве не так? Тем более что золото это принадлежит правительству».
Он так и держал его под стволом до тех пор, пока генерал не оказался в своей каюте. Затем, когда трап уже вот-вот должны были поднимать, предъявил таможеннику свое удостоверение офицера контрразведки и, приказав молчать, спокойно пошел на посадку. По опыту Кротов уже знал: не существовало такого чиновника или обычного армейского офицера, которого бы само слово «контрразведка» не приводило в трепет.
Что же касается генерала Рыкова, то он оказался человеком по-рядочным: той части золота, которой он поделился затем со своим адъютантом и телохранителем, вполне хватило и на то, чтобы добраться до Парижа, и на то, чтобы через какое-то время прибыть в Болгарию. Там он поступил на службу в одну из отступивших частей генерала Врангеля, откуда его сразу же перевели в контрразведку.
— Уж не собирается ли ведомство Канариса или СД заслать меня на Дальний Восток? — спросил Кротов, изложив историю своих диверсионно-разведывательных похождений.
— Возможно, — задумчиво ответил тот. — Но со временем. Сейчас вы интересуете нас уже как специалист по созданию секретных баз.
— Одну из которых планируют создать где-то в районе Хабаровска или Владивостока? — несмело улыбнулся Кротов, подумав при этом: «А с чем черт не шутит?!»
— Пока что знаю только, что возникла идея наладить воздушный мост с Японией, используя при этом секретные авиабазы на территории Советского Союза, в южной его части, и на территории Монголии. Подробности этого плана еще только подлежат обсуждению.
— В южной части? — недоверчиво покачал головой Кротов. — Где нет ни тайги, ни безлюдной тундры? Это уже авантюра.
— А создание секретной базы «Северный призрак» в каких-нибудь двухстах километрах от Архангельска — по-вашему, не авантюра?
Искрошив одну из тех больших льдин, что преграждали путь к бухте, ледокол медленно, чуть было не упершись в прибрежную скалу, развернулся и, прощально поприветствовав гудками всех на этой дальней, оторванной от мира сущих, заставе, неспешно «побрел» по ледовым полям и полыньям к дрейфующему каравану.
И вообще, начальнику заставы показалось, что ни он, ни суда каравана не торопятся. Их командиры словно бы умышленно затягивали это безмятежное арктическое плавание, радуясь каждому часу, проведенному вне досягаемости войны.
— Вы могли бы сообщить в штаб флота о том, что мы, то есть 202-я застава, остались без рации, без связи?! — прокричал Загревский, вновь увидев на палубе капитан-лейтенанта Волкова.
— Это несложно. Доложим.
— Пусть они, в свою очередь, уведомят об этом штаб пограничного округа! Очевидно, нам понадобится новая рация.
— Новая рация? Понял! Больше ничего? Никаких ЧП?
— Ничего, кроме появления германского самолета, о котором вы уже знаете. А так — все здоровы. Потерь нет.
— Через два часа очередной сеанс связи! Во время него и сообщу! — ответил с помощью рупора командир «Смелого»,
В знак признательности Загревский отсалютовал морякам красной ракетой и направил бот к причалу. К счастью, в бухте льда не было, если, конечно, не считать небольшие льдинки да островки какого-то ледово-снежного крошева.
Почти все бойцы заставы во главе с политруком Ласевичем встречали «островитян» с таким восторгом, словно они прибыли не с Фактории, а с далекой полярной зимовки и теперь претендуют на славу челюскинцев.