Полицию тогда не вызвали. Решили дело замять. Охраннику он выплатил премию и наградил лишними выходными. Покупатель потом, через неделю, приходил в магазин с извинениями. И лично ему – директору – поставил бутылку коньяка. И оплатил весь загубленный товар.
Зачем полиция-то? Все тихо, шито-крыто. И вдруг!..
И вдруг почти через год эти оба пропадают! Бесследно! С интервалом в три дня! Он бы, может, и внимания на это происшествие не обратил. Да молодая следачка повадилась к нему в магазин с вопросами. Что да как, да почему не привлекли хулигана к ответственности? Он поначалу делал вид, что не может вспомнить об инциденте, не прокатило. Девка оказалась въедливой.
– Да зачем людям жизнь портить, Надежда Ивановна? – помнится, улыбался он ей тогда заискивающе. – Инцидент был исчерпан и… А так пятно на биографии из-за лишнего привода.
– А теперь, получается, что у них ни жизни самой нет, которую вы испортить не захотели, ни биографии! – восклицала она с осуждением и все грозилась его вызвать в отдел для допроса.
Он сильно нервничал тогда, ох как он сильно нервничал! Но оказалось, что его неврастения ничто по сравнению с диким страхом, который его накрыл, когда уже сама следачка погибла. Это было нечто! Нечто страшное, опасное и зловещее! И тогда он вызвал к себе поочередно каждого, кто наблюдал тогда за дракой охранника Ивана и покупателя Валерия, снабдил четкими строгими инструкциями, запрещавшими вообще где бы то ни было раскрывать рот. Ну и простимулировал их молчание хорошей премией.
И все затихло само собой. К ним в магазин пару раз забредал какой-то молодой следователь, вознамерившийся продолжить дело Головковой, но работал без особого интереса, вопросы задавал нелепые. Директор подарил ему коробку коньяка, и интерес следователя к их магазину вообще иссяк.
Все успокоились, все! И тут на тебе! Новая волна! Он вчера своих сотрудников еле утихомирил. Расшумелись, разорались! Одна – самая горластая – Геля Саргисова, знающая, кажется, в городе всех и вся, с ходу предрекла им всем большущие неприятности.
– Не надо драматизировать, Ангелина Алексеевна, – поморщился он вчера, собрав их всех после смены и угостив чаем с хорошими дорогими пирожными. – Ну кто он такой – этот капитан? Я наводил тут справки, мне сказали, что его из столицы поперли. Будто служебная проверка идет. И его на время здесь решили закрепить. Проверка закончится, капитан уедет.
– Ага, – фыркала Геля в чашку с чаем, от пирожных она категорически отказалась, решив не портить аппетита перед домашним ужином. – Только до отъезда он вынесет нам весь мозг! Вы хоть знаете, что он из местных, этот Назаров?
– Что-то такое слышал, – кивнул директор и потянулся уже к третьему пирожному, попутно дав себе обещание с завтрашнего дня сесть на диету. – И на местной будто бы женат. Но он давно уехал из города.
– Десять лет, – пробасила в чашку Геля, как в рупор. – Десять лет назад он уехал. Можно даже сказать, сбежал!
– Да ладно! – вскинулся коллектив из остальных шести человек, включая директора. – От кого?!
– Сразу ото всех. И от полиции, и от гнева Беликова, помните такого?
Беликова помнили все! Та еще была сволочь! Как бы это поудачнее выразиться, чем он занимался…
Он крышевал все подряд крыши их города, во! Он брал мзду со всех мздоимцев и весьма в этом преуспел. Хотя и собственный бизнес у него велся на широкую ногу. Подох, правда, при весьма странных обстоятельствах. Тихо будто, но непонятно.
– Так-так-так, и что там с Беликовым-то? – сразу загалдели все, глядя на их коллективного оракула – Гелю – с интересом.
– Назаров в нашем городе организовал курсы дайверов, – приступила к рассказу Геля. – Дело пошло. Деньги у него появились. Но тут прокололся наш ныряльщик. Влюбился по уши в дочку Беликова, которая ходила к нему в клуб.
– И что такого-то? Папа не разрешил с простолюдином вязаться? – фыркнул кто-то. – Подумаешь!
– Папа не разрешил, потому что дочке было пятнадцать! – строго осадила его Геля. – И застал он их будто бы голышом.
– Вот это да!
– Ух ты! А капитан-то ходок!
– И как же его потом в полицию взяли?! Его же посадить должны были!
– Никто никого сажать не собирался. – Геля с грохотом поставила пустую чашку на стол. – Такое пятно на девке! Какой родитель захочет?! Да и не тронул ее Назаров. Так, побаловались, позажимались, но ничего серьезного.
– И что же, Беликов простил его?
– А то прямо! – возмутилась Геля, переплетая мощные отечные ноги и морщась, ее мучил застарелый полиартрит. – Он его возил куда-то. Его потом еле откачали. Наш Хмелев его спас.
– Начальник полиции?
– Он, – авторитетно кивнула Геля. – Ой, столько сплетен всяких разных было! Кто что плел! И будто девку свою Беликов нарочно Назарову подставил, чтобы бизнес у того отжать. И что будто кастрировали его, когда вывозили. Всякое! Но потом он на нашей местной женился, вроде все нормально.
– Значит, причинное место не тронули? – хихикнул директор, и рука его сама собой стянула из коробки четвертое пирожное.
– Но помучили его знатно. И знаете, кто мучителем главным был? – Геля вдруг насупила полное лицо в обрамлении жиденьких светло-русых волос, осмотрела каждого. – Степка Горелов! Он у Беликова правой рукой был!
Посыпались вопросы, а кто такой, да откуда, да причем он вообще, чего она о нем заговорила. На что Геля ответила:
– А при том, други мои, что Горелов этот был соседом нашего пропавшего дебошира. И он в тот день их разнимал – Валерку и Ваньку нашего. И Валерку потом увел из магазина.
– И что? – не понял даже директор, куда она клонит, а он считал себя очень сообразительным и умным.
– А то! Горелов уже жалобу на Назарова накатал в прокуратуру.
– Чего это?
– А того это, что Назаров его по подозрению закрывал на трое суток!
– Да ладно! – ахнули все буквально в один голос.
– Мстит! – последовало тут же всеобщее предположение, и директор тоже к нему присоединился.
– Кто знает! – неуверенно пожала плечами Геля. – Может, мстит за прошлое. И тогда дело вообще говенное. Он всех затаскает к чертовой матери, лишь бы Горелова прижать.
– А что еще может? – понял директор, дожевывая четвертый бисквит, что она еще не все сказала.
– А может и еще чего! – Геля сделала страшные глаза, хотя они и так у нее всегда зловеще сверкали – крупные, черные, недобрые.
– А чего еще-то? Не томи! – ткнул ее в полный бок Витя-грузчик, который в тот злополучный день драку не застал, но уборщице ведра с водой менял, когда она кровь с пола затирала.
– Горелов – темный конь!
– Лошадка! – подсказал с фырканьем Витя и заржал. – Вот ты деревня, Геля! Надо говорить темная лошадка.